Лисовский начинает дико ржать.
Очень педагогично, придурок! Так держать!
Посмеявшись, парень встаёт и, указывая рукой на дверь, командует:
— Ты к девочкам, я к мальчикам, а потом продолжим.
Я фыркаю в ответ.
Каким был засранцем, таким и остался!
Поправив оголившую живот майку, с грозным видом направляюсь в палату девочек. Эти две, как выразилась Марина, дуры даже не пытаются шифроваться.
В воздухе стоит сладкий запах манго, и из облака тумана, разве что не сиреневого, проявляется физиономия девушки.
— Вы совсем обнаглели?! Ну-ка дайте это сюда! — строго говорю, встав у кровати, где устроилась парочка бесстрашных вейперш. Обе брюнетки, и лица наглые-наглые.
— Ага, разбежались! — усмехается одна.
— Больше тебе ничего не надо? — подхватывает другая.
Не думала, что скажу это в столь юном возрасте, но вот в мое время пятнадцатилетние не были такими оборзевшими.
— Девочки, вы понимаете, что так нельзя?! — я включаю училку. К концу третьего курса я научилась делать это с пол оборота. — Вы не дома, и не можете делать, что захотите! Здесь есть правила внутреннего распорядка, техника пожарной безопасности! Их нужно соблюдать! А это значит никакого курения, алкоголя и…
— Ну капец! — перебивает меня одна. — Скажи, Крис, в прошлом году у нас были такие крутые вожатые. Мы и курили вместе, а ещё они нам коктейли покупали и от воспитки отмазывали.
— Мы уже и с Кириллом курили, так что не надо нас лечить, — цедит вторая.
У меня на голове шевелятся волосы.
Лисовский совсем страх потерял?!
— Ну знаете! Я иду за Риммой Давыдовной! Приготовьтесь рассказать ей свою печальную историю о том, какая вам досталась не крутая вожатая!
— Стукачка, — злобно летит мне вслед.
9 Кирилл
Просыпаюсь и не сразу понимаю, где я и какой сегодня день. Затем выясняется, что день все тот же. На календаре конец июня, а я сослан за семьдесят километров от дома нянчиться с кучкой старшеклассников.
В комнате никого, а в даче подозрительно тихо. Они там не переубивали друг друга, пока я дрых сном праведника?
Однако, мои акции стремительно летят вверх. Меньше, чем за пару часов, мне удалось предотвратить противоправные действия стихийно возникшей радикальной группировки из первой палаты и раскрыть дело с грабежом мобильника «пионерки» из четвёртой.
Отец мог бы мной гордиться. Вот только Гордеева точно не оценит моего прогресса. Подумаешь. Ну забил я на вожатскую летучку, ну проспал до самого полдника. Кстати, о полднике. Надеюсь, моя заботливая напарница додумается принести мне какую-нибудь булку или две? До ужина ещё целых четыре часа, а у меня на свежем воздухе так разыгрался аппетит. А ещё гормоны. Не знаю, как я смогу спокойно спать по ночам в двух метрах от девушки, один вид которой сносит мне крышу. Какой бы заразой она не была. До сих пор удивляюсь, как меня лихой атаман Кондратий не хватил, когда я увидел Наташу в одном белье. Но я лучше себе ноги побрею, чем снова попадусь на ее уловки. Вот только как донести этот настрой до отдельных частей моего молодого горячего тела?
И зачем только судьбе понадобилось сталкивать нас лбами именно сейчас? Я прекрасно обходился без мыслей о ней столько времени, вел насыщенную жизнь, особенно половую, развлекался, напивался, короче, делал все, что положено в моем возрасте. И подумать не мог, что снова это почувствую. И к кому? Впрочем, и Гордеева очень странно себя ведёт. Дерганая она какая-то и смотрит так, будто хочет разорвать меня на миллион маленьких Лисовских. Действительно ли она не помнит меня или только делает вид?
Первый отряд. Вторая смена. Две тысячи пятнадцатого. У меня до сих пор дома валяется где-то общая фотка.
Гордеева мне тогда ещё в автобусе приглянулась. К вечеру третьего дня я к ней подкатил, а к концу недели мы уже не отлипали друг от друга.
Мы были всего лишь детьми, но мое первое серьезное увлечение девушкой стало настоящим отвалом башки. До самого отъезда вечно припухшие от поцелуев губы и засосы на шее стали частью моего имиджа. Не помню, что ел, как спал…