Мир грязен, завистью живя одною,
Там губят правду, почитают зло.
Длинна дорога к царскому порогу,
И не проснулся мудрый властелин.
Мне некому свои поведать чувства,
Но с этим никогда не примирюсь.
Собрал цзюмао и листву бамбука,
Велел по ним вещунье погадать.
Лин-фэнь сказала: "Вы должны быть вместе,
Ведь где прекрасное, там и любовь.
Как девять царств огромны - всем известно.
Не только здесь красавицы живут.
Ступай вперед и прочь гони сомненья,
Кто ищет красоту, тебя найдет.
Где в Поднебесной нет травы душистой?
Зачем же думать о родных местах?
Увы! Печаль все омрачает в мире,
Кто может чувства наши объяснить?
Презренье и любовь людей различны,
Лишь низкий хочет вознести себя:
На полке у него - пучки бурьяна,
Но орхидеей не владеет он.
И как таким понять всю прелесть яшмы,
Когда от них и мир растений скрыт?
Постели их наполнены пометом,
А говорят, что перец не душист!.."
Хотел я следовать словам вещуньи,
Но нерешительность меня томит.
По вечерам У-сянь на землю сходит,
Вот рис и перец, вызову ее.
Незримым духам, в бренный мир летящим,
Навстречу девы горные идут.
Волшебно яркий свет от них струится,
У-сянь мне радость возвестила вновь:
"Бывать старайся на земле и в небе,
Своих единоверцев отыщи.
Тан, Юй, суровые, друзей искали,
И с мудрыми не ссорились они.
Будь только верен чистоте душевной,
К чему тогда посредники тебе?
Фу Юэ на каторгу в Фуянь был сослан,
Опорою престола стал потом.
Люй Ван в придворных зрелищах сражался,
Его оставил при себе Вэнь-ван.
Был пастухом Нин Ци, создатель песен,
Но сделал князь сановником его.
Спеши, пока не миновали годы,
Пока твой век на свете не прошел.
Боюсь, что крик осенний пеликана
Все травы сразу запаха лишит.
Прелестен ты в нефритовом убранстве,
Но этого невеждам не понять.
Завидуя, они глаза отводят
И, я боюсь, испортят твой наряд".
Изменчиво в безумном беге время,
Удастся ли мне задержаться здесь?
Завяла и не пахнет "орхидея",
А "шпажник" не душистей, чем пырей.
Дней прошлых ароматнейшие травы
Все превратились в горькую полынь,
И нет тому иной причины, кроме
Постыдного презренья к красоте.
Я "орхидею" называл опорой,
Не прозревая пустоты ее.
Она, утратив прелесть, опростилась,
Цветов душистых стоит ли она?
Был всех наглей, всех льстивей этот "перец",
Он тоже пожелал благоухать.
Но разве могут быть благоуханны
Предательство и грязные дела?
Обычаи подобны вод теченью,
Кто может вечно неизменным быть?
Я предан "перцем" был и "орхидеей",
Что о "цзечэ" и о "цзянли" сказать?
О, как мне дорог мой венок прекрасный,
Хоть отвергают красоту его!
Но кто убьет его благоуханье?
Оно и до сих пор еще живет.
Мной движет чувство радости и мира,
Подругу, странствуя, везде ищу;
Пока мое убранство ароматно,
Я вышел в путь, чтоб видеть земли все.
Лин-фэнь мне счастье в жизни предсказала,
Назначила отбытья добрый день,
Бессмертья ветвь дала мне вместо риса,
Дала нефрит толченый вместо яств,
Крылатого дракона обуздала
И колесницу яшмой убрала.
Несхожим душам должно расставаться, -
Уйду далеко и развею скорбь.
На Куэньлунь лежит моя дорога,
Я в даль иду, чтоб весь увидеть свет.
Я стягом-облаком скрываю солнце,
И песня птицы сказочной звенит.
Тяньцзинь покинув рано на рассвете,
Я на закате прилетел в Сицзи.
Покорно феникс держит наше знамя,
И величаво стелется оно.
Мы вдруг приблизились к пескам сыпучим,
И вот пред нами - Красная река.
Быть мне мостом я приказал дракону,
Владыка Запада меня впустил.
Трудна и далека моя дорога,
Я свите ожидать меня велел.
Наш путь лежал налево от Бучжоу,
И Западное море - наша цель.
Мои в нефрит одеты колесницы,
Их тысяча, они летят легко,
И восемь скакунов в упряжке каждой.
Как облака, над ними шелк знамен.
Себя сдержав, я замедляю скачку,
Но дух мой ввысь уносится один.
Священных Девять песен запеваю,
Пусть радостью мне будет этот миг.
И вот приблизился я к свету неба
И под собою родину узрел.
Растрогался возница... конь уныло
На месте замер, дальше не идет.
ЭПИЛОГ