– То есть, вы думаете?..
– Конечно! – перебил Павлова ученый, но раздражения бестактностью не вызвал. – Явления схожи, находятся одно над другим, значит, взаимосвязаны. Если раздобыть огромный резервуар краски и вооружиться пульверизатором, хотя бы в качестве мысленного эксперимента, точную форму объекта можно было бы выявить. А если взять во внимание, что самолет, летевший с большой скоростью, при частичном залипании в… эм, этой самой форме. Короче говоря, – Орефьев хватил воды из бутылки, вытер плотные, немного обветренные губы тыльной стороной ладони и продолжил, – я о том, что самолет сохранил цельность. Могу предположить, что лайнер с аномалией не сталкивался, иначе бы мы уже обломки на земле собирали. – Он замер на несколько мгновений, глядя куда-то вдаль своими прозрачными глазами. – Кинетическая энергия самолета не могла бесследно испарится. Что-то её поглотило. Всю, без остатка, иначе мы наблюдали бы ту ещё картину разрушения.
– Это первое, о чем я подумал, – взял слово Павлов.
– Естественно. И, чтобы попытаться понять как самолет оказался там, где оказался в том виде, в каком оказался, не мешало бы сделать динамическую компьютерную модель от взлета до происшествия, а для этого у меня пока нет данных. Для начала, хотелось бы узнать массу и скорость самолета к моменту залипания в… фиг его знает чём. – На лице Орефьева промелькнула улыбка. Павлов поймал себя на том, что тоже улыбается, продолжая вслушиваться в каждое произнесенное ученым слово и едва поспевая за быстрой работой мысли. – Ещё, траекторию взлета. Заданную и настоящую.
– Я понял! – кивнул ему Павлов. – Но, к сожалению, я вам помочь не могу. Вся информация, связанная с полетом этого борта уже... арестована. Таковы правила. По части доступа к ней тоже имеются правила. У вас, как члена комиссии по расследованию...
– По изучению, – поправил его Орефьев.
– В любом случае… у вас будет доступ к этим материалам. А по тем вопросам, которые окажутся в моей компетенции, я постараюсь дать вам самые исчерпывающие ответы.
Теперь Орефьев не спускал с него глаз. С момента как Павлов впервые заприметил ученого на заседании, они дважды поменялись местами наблюдающего и наблюдателя. Присматривались друг к другу, а как иначе –работать плечом к плечу.
Павлов взглянул на экран телефона. С тех пор как вертолет перестал отвечать на запросы прошло сорок восемь минут. Не время, ещё не время! В первый раз они обернулись скорее, но теперь и грузов больше…
Стараясь отвлечься, он рассказал Орефьеву про странную «болтанку», случившуюся с первым вертолетом на пути туда и обратно, добавив, что Одинцов тоже был на борту и пережил всё на собственной шкуре.
– А-а-а, теперь понятно, почему он позволил отправить следующий вертолет только под вашу личную ответственность, – заметил на это Орефьев. И, с места в карьер, предложил обменяться номерами телефонов. Когда Павлов записал все надиктованные цифры, огорошил вопросом: – Эм… скажите, вы намереваетесь встречать вертолет, или будете здесь вестей дожидаться?
Павлов вновь посмотрел на часы. Час и четыре минуты, Рокин молчит!
– Да, буду встречать.
– А можно и мне с вами?
Ответить Павлов не успел, ощутил вибрацию в правом брючном кармане. Пришлось являть на свет божий телефон шеф-пилота Валерия Старцева. Звонила Светлана – жена! Полноватая миловидная женщина с грустными глазами. Подруга его Марины…
«Нет, он не может ей ответить!» – Павлов сбросил звонок и уже собирался вернуть телефон обратно в карман.
На экране всплыло сообщение: «Валера, вы не улетели?»
Борт час назад должен был приземлиться в Брюсселе, московское небо закрыто… Черт, как он мог упустить все это из виду? Что ж, пусть Света думает, что муж занят. Звонок проходит, значит живой. И это главное!
Орефьеф не спускал с него глаз, но не решался нарушить молчание.
Извещая о приходе нового сообщения, телефон Валерия коротко звякнул:
«Валера, что?» – спрашивала мужа Светлана.
Горько, словно в рот сыпанули хинина! Судорожно сглотнув, Павлов взял картонку с яблочным соком и потянул через соломинку освежающую кислинку. Решившись, поднялся из-за стола, сунул в карман телефон командира президентского борта, и сухо сказал: