Гостья переступила порог, ногу за ногу стянула с пяток туфли на плоском ходу, подсунула их под табуретку, прислушалась.
– Марита, у вас так тихо. Дети спят? – спросила полушепотом.
– Нет, Ира, они не дома, – вздохнула Марита. Проводила гостью в кухню, указала на стул, поставила чайник – раз, два, три; раз, два, три – потом начала рассказывать. – Мишу родители забрали к себе от греха подальше, а Алёнку… Помнишь, как она вчера внутри этой штуки исчезла?
– Да, конечно, помню.
– Ну вот… – пока делилась с Ириной своей бедой, чайник на плите засвистел. Марита залила кипяток в заварник, поставила на стол кусковой рафинад, три чашки с блюдцами, разрезала торт. Делала все машинально, словно кто-то другой хозяйничал в лишившимся всякой чувствительности теле. Чтобы не упоминать галлюцинации и провалы в памяти, пришлось наврать, что ей не позволили ехать вместе с дочерью.
– И как давно ваша девочка там находится? – не заметив подвоха в рассказе спросила Ирина.
– С самого утра. А я не знаю, как она дышит, – Марита с трудом перевела дыхание.
– Я сейчас подумала, если ваша Алёнка и правда такая одна, её должны беречь как зеницу ока, – немедленно отреагировала Ирина. – Думаю, вам не о чем волноваться. Не кто-нибудь, сам президент в небе застыл, а это – сами понимаете…
– Да я понимаю, но сердце болит. Хоть бы полслова Кулагин написал.
– Ну, не до того им, чтоб тебе письма писать. Они же мужи государственные и заняты делами государственными. Им не до тревог и волнений простых людей. – Ира потерла виски и добавила. – Ох, если б я знала, как тебе помочь.
– Да чем тут поможешь? Тут только ждать… – Марита ковырнула торт ложкой и поняла, что не сможет проглотить ни кусочка. Отставленная ложка звякнула по фаянсовому блюдцу, белому с мелкими голубыми цветами. Недогжель, как насмешливо прозвал этот простой чайный сервиз папа.
За окном все ещё было светло – лето – солнце садится поздно. Усилившийся к вечеру ветер сквозь приоткрытую форточку трепал тонкую занавеску.
Ира что-то сказала, но она не услышала.
Марита тряхнула головой и до боли впилась ногтями в ладонь – подобные ощущения у неё уже были перед галлюцинациями – словно во всем внешнем мире звук прикрутили. Словно она в пустой бочке… Словно!..
Когда голова прояснилась, в ответ на немой вопрос Ирины, она смогла только кивнуть.
– Марит, ты хорошо себя чувствуешь? – Ирина мигом оказалась рядом, взяла за запястье, посчитала пульс.
– Да, все хорошо, – начала было привычно отвираться Марита. – Ой, Ирочка, честно – не знаю. Какое там хорошо, когда дома ни мужа, ни дочери. Хорошо хоть ты зашла, а то хоть волком вой в четырех стенках. Мне бы хоть бы Алёнку вернули домой живой и здоровой.
– Я тоже очень на это надеюсь, – кивнула Ирина, отпуская руку Мариты.
– Вы только при соседке об этом не говорите. У неё свое горе, – вдруг обратилась к Ирине на «вы» Марита, заслышав как открывается входная дверь.
Как сообщить тёте Нине, что с Тимкой всё в порядке? Может тоже запиской? А если её найдут?
Тётя Нина появилась в кухне с баночкой домашнего малинового варенья. Марита отодвинула ей стул, усадила, положила на блюдце кусочек торта, налила чаю:
– Вот, тётя Ниночка, угощайтесь.
– Дай тебе Бог здоровья, дочка, а то совсем я одна осталась.
– У вас продукты есть? Может, вам что-нибудь нужно?
– Всё есть, не волнуйся. Да и не ем я ничего. Только капли успокоительные глотаю, чтобы от нервов не околеть. Сына дождаться.
Марита кивнула – она перкрасно понимала соседку. Нет, не станет она её сейчас тревожить. Вот, когда получится Тимке помочь…
– Ирочка, как там Мила? – сменила тему разговора обыденным вопросом.
– Да, все хорошо. Скоро с работы приедет. Она у нас реставратор в музее. Картины от времени спасает.
Марита, сидевшая лицом ко входу, невольно потерла глаза, потому что не могла поверить, что видит там дочку.
– Мама, мамочка, я уже дома! – колокольчиком зазвенел голос Аленки. – Здрасьте всем. А чего это у вас дверь открыта?
Глава 4 Павлов
Ночью, когда на землю падает тьма, всё предстаёт в своём истинном свете.
Эдгар Лоренс Доктороу