– Похоже на то! – согласился с вертолетчиком Павлов. – Но это надо проверить, – и обратился к водителю. – Давай, развернись и назад. Скорость десять!
– Понял! – кивнул водитель и начал разворачивать машину. Когда приготовился к новому старту, мимо них промчался минибус Одинцова.
– Вот идиот! – не удержался Беглов. – Представляю, как их всех там скрутило.
– Сейчас узнаем, – пробормотал Павлов, отыскивая номер Одинцова в списке контактов.
Генерал-майор ответил не сразу. Тяжело дыша, подтвердил – все было точно, как в воздухе: сдавило, перекрутило и выбросило обратно, заставив судорожно сглатывать воздух.
– Вас понял, спасибо! Мы пересекли границу на малой скорости, и никаких особых ощущений не испытали.
На что Одинцов откашлялся в трубку, потом добавил:
– Хотите сказать, переезжать границу на малой скорости безопасней?
– Думаю, да. Сейчас мы это проверяем.
– А как закончите проверку – приезжайте к нам. Жду вашего доклада!
– Понял! – кивнул Павлов и мотнул головой. Вновь видеться с Одинцовым у подножия башни в его планы совсем не входило. После проверки условий буксировки и вертолетной площадки, Павлов намеревался вернуться домой. Но жизнь всегда вносила в планы людей свои коррективы.
Они пересекли границу на пикапе ещё несколько раз, постепенно увеличивая скорость. «Тиски» дали о себе знать лишь после тридцати километров в час. На этой скорости решили остановиться, поехали проверять состояние вертолётной площадки.
– Анатольич, я в толк не возьму, нафига нам сдался буксировщик? – вновь подал голос Беглов, когда они выдвинулись внутрь зоны. – Медленно пролететь эту чертову пограничную зону вертушки и по воздуху могут! Вот смотри, грузимся на базе, летим. На дороге, скажем, метров за двести до границы, можно подрядить дорожную службу нарисовать широкую белую полосу в качестве ориентира. Завидев её с воздуха, мы гасим скорость до 10-15 километров и летим до следующего ориентира, обозначающего конец опасной зоны. Потом ускоряемся, летим к вертолетной площадке. Там садимся и узнаем есть ли связь с экипажем «Ила» – связники там станцию сейчас разворачивают. Если все хорошо, согласуем с экипажем готовность к приему груза, и вперед!
– Твоя правда, Васильич! – поддержал идею Веселкин. – Нужно только рубежи границы обозначить так, чтобы их было хорошо видно с воздуха.
– Именно! – согласился с инженером Беглов. – А дальше уж дело наше, пилотское.
– Значит, так мы и сделаем, – резюмировал Павлов.
Они как раз остановились радом с вертолетной площадкой «Шишкин лес». Убедившись, что она подходит для работы, Павлов попросил водителя подбросить его к подножию башни, там отпустил ребят и, выбравшись из машины, направился к членам комиссии, столпившимся вокруг вещавшего о чем-то важном Орефьева.
Вблизи Башня, у подножия которой уже вовсю кипела работа по развертыванию исследовательской аппаратуры, казалась мелкозернистой мерцающей стеной, только вмерзшие в плотное светившееся нечто люди виделись излишне объемными, словно голограммы.
Аномалия застигла их на полушаге, в полуобороте, с полуоткрытым ртом. Застывшие лица яснее ясного сообщали: это – не флешмоб. Остановившееся время поймало их врасплох. Дополнительным подтверждением этому у серебристой «мазды», застывшей позади искореженного аварией джипа, беспрерывно горел поворотник. Картинка внутри Башни вызывала тоскливое, гнетущее чувство и, по мере приближения это чувство только усиливалось.
Орефьев как раз об этом и говорил; потирая виски учёный сообщил присутствующим, что находиться в непосредственной близости дольше двух часов опасно для здоровья: галлюцинации, головная боль, тошнота и рвота.
Некоторых уже госпитализировали. Теперь группы работают по сменам не более часа с последующим длительным отдыхом в пределах внешнего контура башни, ведь пересекать границу без надобности, мягко сказать, неприятно. Там уже разбивают палаточный городок и обустраивают зону отдыха, ведь в километре от подножия Башни вредоносное влияние на людей заметно ослабевает и постепенно сходит на нет.