Константин Бальмонт
ЛИТУРГИЯ КРАСОТЫ
СТИХИЙНЫЕ ГИМНЫ
Вся Земля — моя, и мне дано пройти по ней.
«Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть…»
Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть,
Свет Луны они забыли, потеряли Млечный путь.
Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня,
Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня.
В тюрьмах дум своих, в сцепленьи зданий-склепов,
слов-могил
Позабыли о теченьи Чисел, Вечности, Светил.
Но качнулось коромысло золотое в Небесах,
Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь
в словах.
Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих,
Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных.
Чтоб к Стихиям, людям бледным, показал я светлый
путь,
Чтобы вновь стихом победным, в Царство Солнца всех
вернуть.
ПРАЗДНИК СЕРДЦА
Каждое утро, душа, ты найдешь у двери своего дома весь мир.
МОЙ ЗАВЕТ
Я не устану быть живым,
Ручей поет, я вечно с ним,
Заря горит, она — во мне,
Я в вечно творческом Огне.
Затянут в свет чужих очей,
Я — в нежном золоте лучей,
Но вдруг изменится игра,
И нежит лунность серебра.
А Ночь придет, а Ночь темна,—
В душе есть светлая страна,
И вечен светоч золотой
В стране, зовущейся Мечтой.
Мечта рождает Красоту,
Из нежных слов я ткань плету,
Листок восходит в лепесток,
Из легких строк глядит цветок.
Мгновений светлый водопад
Нисходит в мой цветущий сад,
Живите ж все, любите сон,—
Прекрасен он, кто в Жизнь влюблен.
ТРИ СТРАНЫ
Строить зданья, быть в гареме, выходить на львов,
Превращать царей соседних в собственных рабов,
Опьяняться повтореньем яркой буквой я,—
Вот, Ассирия, дорога истинно твоя.
Превратить народ могучий в восходящесть плит,
Быть создателем загадок, сфинксом Пирамид,
И, достигши граней в тайнах, обратиться
в пыль,—
О, Египет, эту сказку ты явил как быль.
Мир опутать светлой тканью мыслей-паутин,
Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин,
В лабиринтах быть как дома, все понять,
принять,—
Свет мой, Индия, святыня, девственная мать.
Много есть еще созданий в мире Бытия,
Но прекрасна только слитность разных ты и я,
Много есть еще мечтаний, сладко жить в бреду,—
Но, уставши, лишь к родимой, только к ней
приду.
САМОУТВЕРЖДЕНИЕ
Я знаю, что Брама умнее, чем все
бесконечно-имянные боги.
Но Брама — Индиец, а я — Славянин. Совпадают ли
наши дороги?
О, Брама — Индиец, а я — Скандинав,
а я -Мексиканец жестокий,
Я — Эллин влюбленный, я — вольный Араб,
я — жадный, безумный, стоокий.
Я — жадный, и жить я хочу без конца, не могу я
насытиться лаской.
Не разум люблю я, а сердце свое, я пленен
многозвучною сказкой.
Все краски люблю я, и свет Белизны не есть для
меня завершенье.
Люблю я и самые темные сны, и алый цветок
преступленья.
Оранжевый, желтый, и красный огонь мне желанен,
как взор темно-синий.
Не знаю, что лучше: снега ли вершин или вихри
над желтой пустыней.
И стебель зеленый с душистым цветком —
прекрасен, прекрасна минута.
Не странно ли было б цветку объявить, что он
только средство к чему-то.
И если ты викинга счастья лишишь — в самом
царстве Валгаллы рубиться,
Он скажет, что Небо беднее Земли, из Валгаллы
он прочь удалится.
И если певцу из Славянской страны ты скажешь,
что ум есть мерило,
Со смехом он молвит, что сладко вино,
и песни во славу Ярила.
К СЛАВЯНАМ
Славяне, вам светлая слава,
За то, что вы сердцем открыты,
Веселым младенчеством нрава
С природой весеннею слиты.
К любому легко подойдете,
С любым вы смеетесь как с братом,
И все, что чужого возьмете,
Вы топите в море богатом.
Враждуя с врагом поневоле,
Сейчас помириться готовы,
Но, если на бранном вы поле,
Вы тверды и молча суровы.
И снова мечтой расцвечаясь,
Вы — где-то, забывши об узком,
И светят созвездья, качаясь,
В сознании Польском и Русском.
Звеня, разбиваются цепи,
Шумит, зеленея, дубрава,
Славянские души — как степи,
Славяне, вам светлая слава!
КОЛИБРИ
Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая,
Которой властью Солнца наряд цветистый дан,
Рубиновая фея, лазурная, и алая,
Сманила смелых бросить родимый их Ацтлан.
Веселым пышным утром, когда Весна багряная
Растит цветы, как солнца, как луны, меж ветвей,
Летунья щебетнула: «Тиуй, тиуй,» — румяная,
Как бы цветочно-пьяная,—«Тиуй, — идем, скорей!»
В тот миг жрецы молились, и пение жемчужное
Лазурно-алой феи услышали они,
Пошел народ бесстрашный, все дальше, в царство
Южное,
И красной лентой крови свои обвил он дни.
И Мексика возникла, виденье вдохновенное,
Страна цветов и Солнца и плясок и стихов,
Безжалостность и нежность, для грезы—сердце
пленное,
Сын Бога—жертва Богу, земной—среди богов.
Дабы в Чертогах Солнца избранник знал забвение,
Ему исторгнуть сердце агатовым ножом:—
Разбей земные лютни, забудь напев мгновения,