Рассуждения отчего-то успокоили Жеромского, и он уже без боязни прошёл насквозь все комнаты до двери, которая вела в гостиницу. Если бы он зашёл в отель с улицы, возможно, его заметил бы консьерж или кто-нибудь из квартирантов, но боковая дверь из флигеля вела прямо в коридор с его номером. Только теперь он осознал, что его одежда превратилась в лохмотья: на ссадины, покрывавшие всё тело, он старался не смотреть. Приняв душ и переодевшись, он незамеченным вернулся на свой пост, упал на диванчик и сразу заснул.
Букрейдер
Проснулся он оттого, что ему захотелось в туалет. Солнце уже встало и приближалось время смены: в десять часов должен был прийти Илья Михайлович, поскольку в одиннадцать музей открывался для посетителей. День был тёплый, и Стас приоткрыл окно своей комнатки навстречу лёгкому ветру и щебету птиц в зарослях ивняка. Возвращаясь, он заметил Гулевича, поднимающегося на крыльцо музея. Повинуясь странному импульсу, Жеромский спрятался за дверью, пока старик его не заметил. Тот позвонил, но никто не собирался открывать ему дверь. Гулевич, вероятно, увидел с крыльца приоткрытое окно, подошёл к нему и заглянул внутрь, насколько позволял рост. Затем Стас услышал писк кнопок мобильного телефона.
– Алё, это Илья Михайлович. Парень не отвечает, в комнате охраны его не видать. Не случилось ли чего? Я боюсь, что безголовый вернулся, – он перешёл на шёпот, как будто призрак мог его подслушать. – За новыми жертвами…
Стало слышно, что собеседник выговаривает смотрителю, но слова невозможно было разобрать. В голосе Гулевича появились жалобные ноты:
– Я не собирался увольняться, у меня не такая богатая пенсия.
К сожалению, Стас не мог слышать долгий ответ Зарембы, но в самом конце смотритель нечаянно нажал на кнопку «громкая связь» и до Стаса чётко донеслось:
– А милиция ни в чём не сможет меня обвинить: на мне крови нет.
Старик выключил громкую связь и, добавив: «Как скажете, я открою своим ключом», – принялся вставлять ключ в скважину. Жеромский сделал вид, что как раз проходил мимо двери. Своим появлением он сильно напугал входящего старика, хотя и не испытал по этому поводу никаких угрызений совести: он стал понимать, почему и для каких целей Заремба решил заплатить ему большие деньги. Точнее: пообещал большие деньги.
Поскольку Гулевич онемел, увидев прямо перед собой сильно потрёпанного, но живого человека, Стас радостно приветствовал его, заявив, что на минуту отлучился с поста «по делу».
– А что у вас с лицом? – пролепетал Илья Михайлович, видимо представляя, что охранник вступил в неравный бой с жестоким Казимиром и победил, поскольку у последнего плохо варила отсутствующая голова.
– Пустяки! – улыбнулся Жеромский, чувствуя, что даже обычная улыбка причиняет ему боль. – Белка из вашего лесочка запрыгнула прямо на стол, схватила зубами мой нательный деревянный крестик, который я снял, чтобы переодеться и помчалась с ним. А я, конечно, рванул за ней: крестик мне подарила тётушка, память, знаете ли. Но не догнал чертовку. Зато – вот: кустами-деревьями избит, исхлёстан.
– Крестик деревянный схватила? – переспросил старик, выслушав ахинею. – Сочувствую. А как вообще прошла ночь?
– Скучно, – посерьёзнел «сыщик». – Если не сегодня, завтра уеду от вас: объективных причин для исчезновения людей нет.
– Скучно?.. – удивился Гулевич, от которого, похоже, не ускользнуло, что Жеромский передвигается с трудом. И закончил философски: – Лучше так, чем наоборот. У меня тут есть баночка с домашним кремом: очень быстро залечивает раны.
Хотя Стас понимал, что старик находится в сговоре с Зарембой, баночку со снадобьем принял с благодарностью и отправился к себе в номер отдыхать после бурной ночи.
герб Менчинских
На этот раз удалось заснуть мгновенно и проснуться в час дня если не выздоровевшим, то взбодрённым и трезвомыслящим. Снадобье Гулевича залечило мелкие раны и, слегка подмазав лицо кремом для рук, можно было выйти на публику. Однако воспоминания быстро испортили самозванному сыщику настроение: следующая ночь вполне могла стать последней в жизни, которая всё ещё ему нравилась. Стас заказал поздний завтрак в номер, съел драники со сметаной, налисники* с творогом и запил белорусские деликатесы сбитнем.