«Что-то дурное уже давно выслеживает меня, — подумал он, — и теперь, наконец, подобралось совсем близко».
Вечерами, когда он приходит с работы, дома все хорошо. Они живут в старом доме в пригороде Кливленда и иногда после ужина вместе копаются на заднем дворе в маленьком огороде, где растут помидоры, тыквы, фасоль, огурцы, — а Фрэнки возится на земле со своим «лего». Гуляют по окрестностям, а Фрэнки едет впереди на велосипеде, с которого лишь недавно сняли маленькие колесики по бокам. Вместе сидят на диване и смотрят мультики, играют в настольные игры или берут цветные карандаши и рисуют. Когда Фрэнки засыпает, Карен сидит за кухонным столом и занимается (она учится в школе для медсестер), а Джин — на веранде, листает журнал или роман и курит. Он обещал Карен, что бросит, когда ему стукнет тридцать пять лет. Сейчас ему тридцать четыре, Карен двадцать семь, и ему все чаще и чаще приходит в голову, что такую жизнь он не заслужил. Ему слишком повезло. На него словно снизошла «благодать» — это слово часто говорит его любимая кассирша в супермаркете. «Удачи вам и благодати», — произносит она, когда Джин расплачивается, а она протягивает ему чек, и ему кажется, что она просто и ласково благословила его. И тогда он вспоминает один эпизод из прошлого, когда пожилая медсестра в больнице взяла его за руку и сказала, что молилась за него.
Сидя в шезлонге и делая очередную затяжку, он думает об этой медсестре, сам того не желая. Вспоминает, как она наклонялась над ним и расчесывала ему волосы, а он глядел на нее, весь закованный в гипс и терзаемый мучительным абстинентным синдромом и детоксикацией.
Тогда он был совсем другим. Он был алкоголиком, чудовищем. В девятнадцать он женился на забеременевшей от него девушке и принялся медленно, но верно пускать их жизнь под откос. Когда он их бросил, оставил жену с сыном в Небраске, ему было двадцать четыре и он был серьезно опасен и для себя, и для других. Сейчас он думает, что, сбежав, он оказал им услугу, но, вспоминая об этом, он никак не может избавиться от угрызений совести. Несколько лет назад, уже бросив пить, он попытался их разыскать. Ему хотелось покаяться за то, что он вытворял, задним числом заплатить за содержание ребенка и попросить прощения. Но он нигде не смог их найти. Мэнди уже не жила в том маленьком городке в Небраске, где они познакомились и поженились, а нового адреса они не оставили. Ее родителей не было в живых. Куда она переехала, никто не знал.
Карен была не в курсе этих подробностей. К его облегчению, она не слишком интересовалась его прошлым, хотя и знала, что когда-то он пил и это было скверное время. Знала она и о том, что он был женат, но не знала, как далеко все зашло. Она не знала, например, что у него есть еще один сын, не знала, что однажды вечером он сбежал от первой семьи, даже не сложив вещи, — просто уехал на машине, зажав коленями фляжку, и гнал на восток что было сил. Не знала она и про автокатастрофу, в которой он должен был погибнуть. Она не знала, каким он был мерзавцем.
Карен была славной. Может быть, чуточку слишком «домашней». Сказать по правде, ему становилось стыдно — и даже страшно, — когда он представлял себе, что она могла бы ему сказать, узнай она всю правду о его прошлом. Он не был уверен, что, узнав все от начала до конца, она сможет по-настоящему доверять ему, и чем дольше они знали друг друга, тем меньше ему хотелось рассказывать. Ему казалось, что он сбежал от себя прежнего, а когда Карен вскоре после свадьбы забеременела, он сказал себе: у меня появился шанс все переиграть, переписать начисто. Они вместе с Карен купили дом, осенью собираются отправлять Фрэнки в детский сад. Он прошел полный круг и вернулся ровно к той же точке, где его предыдущая жизнь, жизнь с Мэнди и сыном Ди Джеем, рухнула в тартарары. Он поднял глаза, когда Карен подошла к задней двери и позвала его из-за ширмы.
— Думаю, уже пора спать, милый, — ласково сказала она, и он выкинул из головы все мысли и воспоминания. Он улыбнулся.
В последнее время он находился в странном состоянии. Стали сказываться месяцы регулярных ночных пробуждений. После приступов Фрэнки ему бывало трудно заснуть. Когда Карен будила его по утрам, он часто бывал заторможен, соображал туго, как будто с похмелья. Не слышал будильника. Выбираясь из постели, ощущал, что ему трудно контролировать свое настроение. Он буквально чувствовал, как внутри вскипает злоба.