У Крейга возникло подозрение, что Бернард издевается над ним. Он уже хотел развернуться и уйти, когда апостол снова заговорил.
- Есть в нас потребность любить и оберегать тех, кто только начинает жизнь. Детей, котят или ростки деревьев, - апостол изменился в голосе, и сам он стал каким-то слишком уж рассудительным и спокойным. - Глубокий потенциал и простор для роста всех нас завораживают.
От его слов тяжесть навалилась на Крейга с такой силой, что стало не хватать воздуха. Холодная рассудительность апостола - ужасное оружие. Клинок затупился и заржавел, но нельзя не вспоминать о жертвах, павших под его ударами, и тех, у кого чудом получилось спастись.
- Или свет завораживает, - ответил он, не желая соглашаться с апостолом, и с напряжением выдохнул.
- Свет?
- Тот свет будущего. Для детей будущее - искрящаяся волна из света. Так ведь? Свет и завораживает, когда его недостаёт.
Апостол ухватился за бороду и нахмурился.
- И какой же он? Ты помнишь?
- Обнадёживающий, - ответил Крейг. - В нём вроде тот дух заката из летнего вечера, но это свет утра. Это, в общем, свет начала пути. После того, как он угаснет, всё кажется повторяющимся и опостылевшим, а от будущего разит одиночеством и могилой. И тогда надо воссоздать его. Ясно тебе? В начале пути этот свет каждому дают даром, а позднее, когда он иссякнет, ты должен самостоятельно его создать. Для этого необходимо постоянно набираться мастерства. Вот в чём смысл.
- Да, я помню его.
- Что? Детство?
- Свет помню. Много света. И мрак помню. Я там был совсем один, - апостол поднял глаза к Крейгу. - Свет будущего? И какое будущее у старика, вроде меня?
- Это не имеет значения.
Брови апостола приподнялись от удивления.
- Иногда забываю, что и в незнании скрыта большая сила. Незнание - это тоже род знания, - он опять закивал. - Постоянно что-нибудь забываю. Ты какой-нибудь пророк?
- Нет. Мне слишком малое известно, чтобы кого-нибудь чему-нибудь учить. Особенно тебя.
- Пророки несут веру, а не знания. Напомни-ка, откуда ты пришёл?
- Из пустыни.
- В пустыне много света?
- Много.
Крейг пожалел о том, что принялся объясняться с апостолом. Объяснения - это пошло и неправильно. Правильнее было бы пырнуть этого седобородого джокера ножом для лучшего взаимопонимания. Словом в таком деле ни одной двери не отворишь. Верно прорицательница говорила, нет в слове никакой волшебной силы. Слова - мусор.
Белёсое слабоумие исчезло с лица Бернарда. Проблеснули сосредоточенность и вдумчивость. Он резко мотнул головой, будто отгоняя комара, насторожился и опустил глаза.
- Ну, вот. Опять. Опять, - пробубнил он. - Эх, что же я натворил-то?
В нём всегда читалась инаковость какая-то. Даже среди чужих для тардиграда лунопоклонников апостол был ещё более чужим. Неизвестный элемент, осколок иной среды. Глобстер из океанических глубин, выброшенный на берег мощным ураганом. Так он и лежит под солнцем цветочного города: огромный, непонятный и беспомощный. Распластался, как младенец. Даже перевернуться не может.
И Дженни такая же. Магические способности сделали её земным существом, научили ходить, дышать, говорить, только изначальная инаковость так никуда и не делась.
Краем глаза Крейг заметил Дженни и Элли на смотровой площадке биохаба, и, нервно махнув на прощание рукой, ушёл прочь.
Буры попросили привезти взрывчатку к гнезду балджа. Крейг охотно вызвался для этого дела. Он не мог найти себе места, не мог заснуть и не знал, куда себя деть. Следовало бы найти прибывших из северного поселения медицинских исследователей и попросить у них антидот от последствий терапии, однако Крейг чувствовал новизну в полученной травме и подавленном состоянии. Боль не так уж и плоха, если можешь избавиться от неё в любой момент. Боль - это всегда новый опыт.
Ещё больше Крейгу хотелось побыть одному, погрузиться с головой в безмолвие, в бескрайнюю внутреннюю мглу - уйти на самое дно, если оно есть. Планы спутала Агнешка, тенью следовавшая за Крейгом. По пути на склад он косился на девочку, пытаясь понять, чего она путается под ногами.