Синий шар Элли не погасила. Здесь - на окраинах её власть, казалось, не так сильна. Она не лишила бы света четырёх ночных путников, так как для синих исходящее от шара сияние имело особое значение.
Крейг устроился рядом со стеклянными скульптурами, положив голову на плечо одной из них. Весь мир моментально уменьшился до пространства, занимаемого стеклянной компанией.
При взгляде издалека возникала иллюзия, словно шар сделан из стекла, но оказалось, что это комок из света. Рука Крейга провалилась сквозь шар, когда он попробовать прикоснуться к нему. На шаре имелись чуть заметные узоры. Крейг узнал линии лунных кратеров. Стеклянные люди протягивали руки к маленькой Луне.
Успокаивающий синий обволакивал и окутывал сознание, уносил его куда-то далеко, оставляя за собой безмятежность и безразличие. Даже боль в дёснах отступила перед необыкновенным покоем.
Когда он очнулся, шея жутко затекла. На горизонте уже появилась белая линия рассвета. Крейг не спал, но его сознание растворилось в исходящем от шара свете.
Эта штука опасна. Крейг с огромным трудом отвёл глаза от шара, медленно со стоном отклонился назад, лёг на траву и закрыл лицо ладонями.
Утром он набрёл на фермы лунопоклонников. Перед Крейгом раскинулись огромные пространства, поделённые между большим количеством самых разных культур и различных построек. Когда Дональд рассказывал о сельском хозяйстве в Улитке, то Крейг представлял навевающие тоску гряды с копошащимися среди них дронами, но открывшееся перед ним вызывало восхищение размахом, цветастым разнообразием и порядком. Благородная красота присутствовала во всём, за что брались Элли и лунопоклонники.
Блуждая по ферме, Крейг наткнулся на Мэтта и Сэма - двух молодых смешливых фермеров с сине-коричневыми полосками. Они вручную перемалывали зерно в самодельной мукомолке. Когда Мэтт за вращением каменных жерновов доходил до изнеможения, его сменял Сэм. Процесс сопровождался гоготом и насмешками.
Бросив развлекаться с мукомолкой, они болтали без умолку, с захватывающим энтузиазмом рассказывали Крейгу о росших поблизости сортах капусты, свёклы, редиски, пшеницы, и предложили вместе позавтракать. Крейг не стал отказываться от предложения. Он был страшно голоден.
Позднее за фермами Крейг отыскал небольшую постройку. Навесной замок покрылся ржавчиной – внутрь давно никто не заглядывал. Крейг выбил дверь.
Помещение напоминало заброшенный барак. В одном углу лежала куча хлама, в другом находилось подобие кровати. Через щели в заколоченных окнах внутрь проникал солнечный свет. То, что и требовалось прямо сейчас – долгий и крепкий сон.
Уже вечером, выйдя наружу, он увидел вдалеке компанию из дронов и высокой худой женщины. Они собирали круг из больших зеркал.
Крейг долго лежал на траве, наблюдая за их работой. На закате компания накрыла зеркала чехлами и ушла в сторону города, а Крейг отправился на ферму искать что-нибудь съедобное.
Его окружали неизвестные деревья, увешанные мягкими сочными фруктами. Наверное, Элли всё знает и видит, как он ворует фрукты сейчас. Хотя вряд ли можно это называть воровством. Он бы спросил разрешения, да лунопоклонников на ферме уже не оставалось. Только мелкие рабочие дроны сновали между растениями.
На выходе из сада ему встретилась стая пузатых коз. Они обдирали кусты с красными ягодами. Крейг вспомнил о кувшине с высохшими цветами на столе в подсобном сооружении, и решил подоить одну из коз.
Подоить козу не получилось. Она лягнула Крейга, когда он дотронулся до её вымени, после вся стая убежала.
Пока хватит и фруктов, тем более их тут много. Напоследок Крейг вырвал из грядки репу и ушёл с фермы.
Козы позднее снова попались на большом пастбище. Они лежали под одиноким большим дубом. В темноте отчётливо белела их шерсть. Крейг обошёл коз, не желая их беспокоить.
До самого рассвета он медленно расхаживал по пастбищу. Чем ближе к рассвету, тем более тяжёлой становилась грусть. Грусть о прошлом, о вожделенной войне и её расплёсканных повсюду кровавых огнях, о пустыне, о большом путешествии в одиночестве.
Крейг не чувствовал себя проигравшим, но ненасытная грусть становилась только сильнее. Её крылья чернели между выстроившимися в ряды облаками. Грусть сокрушала его, сжигала изнутри. Она же утешала.