Выбрать главу

— А если не родим?

Вот всё-таки первый муж у неё мудак. Такого доброго человечка обидел.

— Так далеко я не думал. Но у нас же уже есть Катя, а захотим ещё, возьмём из детдома. Главное не кто родил, а кто воспитал.

Таня вздохнула, шмыгнула носом и, не удержавшись, тихонько заплакала.

— Спасибо тебе, Саш, за всё спасибо. За то, что ты не проехал мимо и помог. За то, что возишься с нами.

— Дурочка ты, Тьянка, это тебе спасибо. Тебе и Кате, что вы появились в моей жизни.

Обхватил её подбородок пальцами, приподнял Танино лицо и поцеловал в мягкие и солёные от слёз губы. Смахнул большими пальцами влагу с щёк, прижал её к себе.

— Я тебя давно ждал, — проговорил в макушку. — Но меня вечно где-то не там носило.

— А я тебя ждала, ждала. А потом перестала. Чёрт с ней, с той любовью, думаю. А тут ты. Такой красивый и с зонтом. — Таня провела носом по шее и поцеловала меня в подбородок. Такая незатейливая ласка, но такая искренняя, душевая.

— Зонтом?

— Угу, я тебя ещё с тестов запомнила. А когда ты меня под зонтом проводил, аж позавидовала твоей девушке. Подумала: это же надо, какой мужчина кому-то достался!

— С тестов ещё? — я удивился, потому что если и понравился я Тане, то она умело это скрывала.

— Угу. Ты такой сексуальный, когда что-то обдумываешь. Так хмуришься. И седина твоя придаёт тебе обаяния.

— Да ты, я так смотрю, давно на меня запала?! — Я рассмеялся, сильнее прижимая Танечку к себе. — Вот так и выясняется, о чём думают приличные с виду женщины. О том, как сексуально я хмурюсь.

***

«Долгие проводы — лишние слёзы», — так любила приговаривать Софья, которая терпеть не могла, когда кто-то уезжал. И поэтому никогда не ходила провожать на вокзал. Никого и никогда. Даже отправлял нас в лагерь или с бабушкой и дедушкой на море один батя. Софья целовала нас на пороге квартиры и уходила хлестать корвалол. Батины командировки, редкие, но чаще всего внезапные, Софья ненавидела люто, всеми фибрами своей души. И если могла, то сопровождала батю в поездках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зато встречала нас всегда сама, не признавая никаких сюрпризов, не слушая доводов, что на такси проще. Просто узнавала время, отпрашивалась с работы и приезжала.

В том, как спокойно, хотя бы внешне, воспринимает мою командировку, Таня напоминала мне Софью. Ни мокрых глаз, ни просьб, ни придыханий и тяжких вздохов. Со стороны могло показаться, что ей всё равно, но я-то знал, что это не так. По тому, как она украдкой дотрагивалась до журавлика на шее или тихонько гладила меня по руке и плечу, как бы напитываясь этими прикосновениями, становилось понятно, что и ей тяжело меня отпускать. Просто она не хотела волновать меня, не хотела расстраивать и боялась навязываться со своими чувствами. Эти два неполных дня вряд ли смогли изменить её картину мира, убедить в том, что мы вместе. А больше времени у меня не было.

Вечером я заскочил к Михею, перекурили в беседке. Рассказывать про операцию, место передачи оружия и вообще всю ту канитель, что творилась внутри, не имел права. Даже намёками не стал. И дело не в доверии. Просто зачем подставлять Мишу? Лишние знания — сильная головная боль. Но и остаться без подстраховки я не мог. Поэтому обронил фразу про то, что оставил важные документы для него. И если что-то со мной случиться, то Таня всё знает.

На самом деле, в банковскую ячейку я ещё в пятницу сложил письменное распоряжение, что всё движимое и недвижимое имущество в случае моей смерти или при установке статуса пропавшего без вести передаётся в пользу Татьяны и Екатерины. Батя был гарантом моих слов, но вот сама Таня могла и не принять факт дарения от него. Поэтому я оставил документы.

Отдельно положил данные по операции, все свои заключения и выводы, со списками фамилий и доказательствами, которые имел на руках. С этими документами Михей знал, что делать.

Танечке я, конечно же, не стал говорить о дарственной, просто вскользь упомянул, что её журавлик теперь будет ключом и паролем. А уж сообразить перевести слово в числовой код она сможет.

Во вторник после обеда начал обзванивать всех своих: батя, Софья, Рёнька и Олень. Это было своего рода ритуалом. Никто не желал счастливого пути, не задавал ненужных вопросов, все разговаривали так, как будто командировка в горячие точки — это прогулка в ближайший магазин за хлебом.