Но сколько же пришлось ему ждать! Как долго, должно быть, и страшно ждать в одиночестве, в бездне бесчисленных звуков и звезд. И тут же Эйссэ снова успокоил себя — слушая звуки и слыша их, нужного времени не пропустишь. Если он ждал так долго, то дождется, и обязательно, тем более Драконы для этого и не умирают, сами, чтобы ждать, сколько потребуется. Только услышать, выкинуть из головы всякий звон, чтобы звуки, наконец, сказали, где ждет Дракон, куда побежать, чтобы увидеться, наконец! Вот только теперь, только теперь Эйссэ понял, что всегда его мучило. Нет, гроза все-таки была волшебная.
И правда! Как же так он жил без Дракона? Как же так одиноко бродил по степи, с обрыва смотрел на таинственный лес внизу? Забирался в свое тайное место и думал — думал один, один-одинешенек, и не было рядом огромного, замечательного, мрачно мерцающего броней Дракона? И Дракон не лежал в стороне, положив голову рядом, поглядывая на Эйссэ мудрым золотым зрачком?
Как же так он выбирался ночами в дальнюю степь один, один-одинешенек, и не садился на лапу Дракону, тихо переговариваясь с ним, о том почему звезды мерцают, а не просто скучно светятся, почему воздух ночью так здорово пахнет свежими травами, почему вдруг во время дождя небо раскалывается звонкой радугой? Не бродил в задумчивости взад и вперед вдоль Дракона, длинного и огромного — а тот лежит на прохладной траве, сложив крылья, смотрит на Эйссэ таким же задумчивым глазом?
Нет, все, с этим покончено. Больше нельзя. Эйссэ пойдет на север и разыщет своего Дракона, который его уже просто измучился ждать. И они будут сидеть ночами в степи, или на лесной опушке, или на горной вершине, или на берегу холодного моря — как получится, куда занесет. И будут тихо беседовать обо всем что видели и что, быть может, увидят. А потом Эйссэ уснет на драконьей лапе, а потом, уже утром, взберется Дракону на спину — и они полетят! И они будут летать и осматривать сверху Мир — степь и леса, реки и горы, моря, берега, и пучину.
И как бы ни хотелось, конечно, Эйссэ взглянуть, что это за Грань такая у Мира, и что там за ней — как бы ему этого не хотелось, никогда он не полетит туда. Никогда, если от этого может погибнуть Дракон. Эйссэ содрогнулся от такой мысли. Как же так получилось, что Светлый сгубил себя — и своего Дракона? Почему так могло случиться? Своему Дракону Эйссэ никогда не позволит погибнуть! Ведь дороже Дракона у Эйссэ ничего не могло быть — и не было. Пусть они еще не увиделись, пусть Эйссэ еще не пришел к нему, это не важно — они были всегда, Дракон был у Эйссэ, а Эйссэ был у Дракона.
— И это ведь только мой Дракон! — думал вслух Эйссэ, замирая от счастья. — Только он нужен мне, а ему нужен я, и только. И может быть, без меня он даже не может летать! — Эйссэ вдруг ужаснулся, представляя такое. — Может быть, он лежит там сейчас, где-то на севере, у своей одинокой пещеры! Ждет, скучает, грустит, а я не иду! Как же так! — Эйссэ заволновался и даже притопнул. — Где же я раньше был? О чем же я раньше думал? Мой бедный Дракон лежит там сейчас, один-преодин — ждет, пока я, наконец, проснусь! А сам только и может сползать напиться воды? Как же так!
Как только взойдет солнце, Эйссэ отправится в путь, на север. Теперь, когда где-то вдали, за этим жутким лесом внизу под обрывом, за мглой горизонта его терпеливо ожидает Дракон — теперь нипочем Эйссэ и сто тысяч таких лесов.
А может быть, Дракон все-таки может летать, и летает теперь по Миру, уже очень долго, и ищет мальчика, высматривает зорким золотым глазом в летней степи с хрустальных высот? Эйссэ так взволновался, что готов был, не дожидаясь утра, сорваться и мчаться на север к Дракону — с обрыва, сквозь лес с таинственными существами, потом по туманной долине до самого горизонта — к Дракону! И пусть Эйссэ никогда не видел драконов, даже издалека, пусть только слышал в легендах и сказках, пусть даже не представляет, где они вообще водятся... Но своего-то Дракона Эйссэ узнает сразу!
Эйссэ разыщет Дракона, и они будут летать над пустыней, над лесом и озером, над скалами, льдами, морями... Нет, все-таки слетают к пучине. Но только посмотрят глазком, и сразу назад. Ведь если над пучиной у драконов почему-то кончается сила, там нужно летать осмотрительно и осторожно! И если Дракон устанет, они сядут на какой-нибудь остров, передохнут и попробуют полететь еще. И если Дракон почувствует, что сила у него вдруг уходит, меняется — значит все! Лететь дальше нельзя, пусть она там где-то висит, эта странная Грань, ну ее. Нельзя из-за Грани, про которую никто ничего толком не знает, губить живого Дракона.