— Я не слышу ответа.
Ирвин не мог заговорить, даже если б хотел, — только реветь.
— А, ясно. То есть когда я делаю лишь как мне удобно, мы пугаемся, — Шандор покачал головой. — Я пытаюсь понять, как мне оставить тебя у себя и не ввязаться в войну. Ты сам говоришь, что тебе у меня нравится, и при этом два разнесчастных часа не в состоянии занять себя сам. Ирвин, два часа. Когда тебе не хочется общаться, ты преспокойно убегаешь на полдня. Что это было? — Шандор покачал головой, потёр лоб. — Ну, будет плакать. Кыш отсюда и подумай.
Самое идиотское, что сперва ему стало хорошо, а потом только стыдно. Что ему понравились — и чужой испуг, и ощущение власти. Умница, Шандор, победил ребёнка, Арчибальд бы тобой гордился ещё как. Ха. Арчибальд постарел, и это тоже злило — теперь нельзя было ему сказать «ты делал то-то», потому что он говорил: «А? что? действительно?» — и убедить его не было никакой возможности. Шандор бы предпочёл выяснять отношения с тем полным сил и сознания правоты молодым мужчиной, а не с без пяти минут стариком, который собственную память перекраивал сотни раз. Посоревнуйся со стариками, посоревнуйся с детьми…
Марика пришла вечером, сказала:
— Твой ребёнок собрался уходить.
Обняла сзади за плечи, чмокнула в макушку — одёрнуть бы, но ведь она ответит «я по-дружески» или «я всё ещё твоя жена». Как они все быстро растут, один ты застрял.
— Ой, да ладно тебе. Пойдём на кухню. Подуется и перестанет. Он ребёнок.
— Я сделал то, что со мной делал Арчибальд.
— Лишил семьи и брал кровь каждую неделю?
— Нет, обездвижил. И на секунду заткнул нос. И дал пощёчину.
— Такую, на расстоянии? — Марика показала на своей щеке. — А ты знаешь, что от них боль быстрей проходит?
— Как-то не сравнивал.
— Да он вообще просто хотел, чтоб мы не орали. — Как всегда, она сорвалась в оправдания Арчибальда даже раньше, чем Шандор что-то о нём высказал. — Согласись, хочется заткнуть.
— Не говори так о себе и о других. Затыкают пробоины, а не людей.
— О, снова-заново. — Марика закатила глаза. — Ну хочешь, я тебя тоже ударю? Не знаю, как это у вас работает, может, станет полегче?
Шандор покачал головой. Марика высунулась в коридор и заорала:
— Ирвин, ужинать бегом!
Ирвин стоял у входной двери с собранным рюкзаком наперевес. О, боже мой.
— Пойдём, — Марика подошла к нему и обняла, — ты поешь. Кто же уходит из дома на пустой желудок.
— Я взял еды с собой.
— Но пирожки-то ты не мог взять, я их только что принесла.
Ирвин вздохнул:
— Я не хочу с ним разговаривать.
— С Шандором? А, я, может, тоже не хочу, он иногда такой зануда. — Шандор округлил глаза, и Марика, пока Ирвин смотрел в сторону, показала ему язык. — Работа то, работа сё. Пошли, как Шандор помешает пирожкам?
Ирвин вздохнул, поставил рюкзак на пол, снял куртку и всё же двинулся на кухню.
За ужином Марика говорила за троих, а Ирвин ел пирожок с капустой с таким видом, будто он был последним в его жизни. Глаза у него и вообще легко краснели, а сейчас стали розовыми, как у белых крыс. Какой ты молодец, довёл ребёнка.
После ужина Ирвин посмотрел на рюкзак, поднял его и понёс в спальню.
— Я уйду завтра, — объявил дрожащим голосом.
— Вот и правильно, — кивнула Марика, — с утра в путь отправляться, знаешь ли, сподручней.
И ушла, будто бы слегка танцуя на ходу.
Шандор дождался, пока Ирвин устроится спать, постучался и вошёл. Сел на пол у кровати.
— Ирвин.
— Не хочу тебя слушать.
— Хорошо, не слушай.
— Когда ты попросил меня уйти…
— Ты не уходил?
— Я не могу тебя… с тобой… не могу так же сделать, как ты мне!
— А хочешь?
— Да!
Шандор фыркнул, встал — специально сделал шаг от Ирвина, а не к нему, на миг застыл, потом заткнул себе же нос и рот, потом слегка ударил себя по щеке.
— Всё? Инцидент исчерпан?
Ирвин смотрел на него, тяжело дыша, и выбирал — то ли кричать, то ли смеяться.
— Извини меня, — Шандор снова сел у его кровати, — я не должен был так делать.
— А кто тебя научил?
— Мой опекун. Извини, Ирвин, так с людьми делать нельзя.
— А если я опять буду мешать?
— Я попрошу тебя.
— А если ты три раза попросишь, а я не послушаюсь?
— Я возьму тебя за руку и выведу из комнаты, — Шандор пожал плечами, — я всё ещё взрослый.
— И я!
— А ты, увы, пока нет.
Ирвин дёрнулся было, но Шандор надавил ему на грудь и удержал одной рукой.
— Ночь, — сказал он, второй рукой гладя по голове, — ночь, тихо, надо спать.
— Ты меня любишь?
— Больше, чем ночь — звёзды.
— А почему ты никогда не делал так раньше?