– Эргэшками работаем!
Гладкий цилиндр РГ-42 сам собой лег в мою ладонь. «Рубашки» с насечками на гранаты мы не цепляли – лишний вес, да и обороняться не собирались… В атаке же действовать оборонительными гранатами есть великая глупость: свои же осколки и достанут! Доли секунды уходят у меня на то, чтобы привычным движением разжать усики, дернуть кольцо, вырвав предохранительную чеку, – и вот уже моя эргэшка взмывает в воздух и летит в сторону вражеского лагеря… Следом за ней гранаты бойцов, а спустя еще три секунды один за другим, каскадом, раздаются сразу три взрыва.
И тотчас очередной приглушенный вскрик боли…
– Все, вперед! Стреляем на движение!
Ничего, документы важны сами по себе, так что можно и без языка справиться… А вот жизни моих бойцов мне куда дороже!
Несколько кратких мгновений бега – и мы вылетаем на зачищенную от кустарника и бурелома площадку, заставленную ящиками и засыпанную посеченными ветками. На земле я успел насчитать семь неподвижных тел… Успел, прежде чем заметил движение среди деревьев впереди нас!
– Schweinehund![3]
– К бою! Возвращаются немцы!
Действительно, перестрелка на тропе практически затихла, и с нашей стороны я различаю голоса лишь одного ППС и FG-42… Но потери будем считать после, а сейчас я буквально прыгнул к ближнему дереву, рассчитывая спрятать за ним левую половину туловища при стрельбе. Моему примеру следуют и опытные бойцы-разведчики… Вдогонку ударил фрицевский штурмгевер. Веер пуль вспорол воздух за спиной, но сам я уже укрылся за деревом! И, нажав на спуск, высадил в дернувшегося в сторону фрица короткую очередь в три патрона.
За тебя, Андрюха…
Слева застрекотали очереди ППС, перехлестнув еще одного нациста, показавшегося среди деревьев. В ответ одиноко грохнул маузеровский карабин и скупо пророкотал МП-40. Что ж, можно попробовать…
– Вы окружены! Сдавайтесь, зачем умирать за мертвого фюрера?! А за человека с документами положена награда!
Возникла короткая пауза, после чего в ответ раздался приглушенный голос:
– Reine aussprache… Welche garantien haben wir?[4]
Хах, так ты еще гарантий хочешь, тварина…
Я не успел ответить, заметив движение справа, и рефлекторно распластался на земле, тотчас полоснув очередью по мелькнувшей среди деревьев тени.
Непонятно, попал – не попал…
– Уродцы, зубы заговаривали, а сами обходят нас! Леха, давай световую!
Медик выстрелил из ракетницы спустя всего пару секунд. И в ярко-белом свете «люстры» я разглядел рванувшего ко мне эсэсовца в добротном камуфляже «дубовый лист», сжимающего в руках трофейный ППШ! Фриц уже ранен в ногу осколком и перемещается куда медленнее, чем ему хотелось бы, но это никак не мешает ему целиться в меня на бегу!
– Умри!
– Schweinehund!
Очереди ударили практически одновременно, но я успел вжать складной приклад ППС в плечо и поймать ганса на мушку, мягко и коротко потянув спуск на долю секунды раньше противника. Две пули ударили фрица в живот, отбросив его наземь и сбив прицел, так что ответный веер пуль ППШ прошел над моей головой! Пусть и в считанных сантиметрах прошел, обдав макушку горячим воздухом…
– А-а-а! – из деревьев с тропы выскочил дед в форме горных стрелков со штыком наперевес, завывая на одной ноте. Видать, не выдержали нервы… Впрочем, этот забег был недолог – «эдельвейса» перехлестнула очередь Сергея, прошившая его насквозь. Похоже, немец даже не понял, что уже убит.
– Не стреляйте… Я сдаюсь! И я знаю, где документы!
Оставшийся фриц заговорил со мной на ломаном русском, и я решил ответить ему на родном языке:
– Выходи вперед с поднятыми руками, без оружия!
Не прошло и тридцати секунд, как среди деревьев показался дюжий мужик, держащий руки над головой. Вот только осветительная ракета уже погасла, так что рассмотреть немца я толком не смог…
– Алексей, давай еще раз осветительную! И оставайтесь на местах: мало ли еще кто-то остался… Вдруг снова уловка?
Медик и радист согласно кивнули, после чего в воздух взвилась очередная «люстра», в свете которой я наконец-то разглядел рослого белобрысого мужика. На заросшем светлой щетиной лице видны шрамы, а в петлице на воротнике четыре куба – штурмбанфюрер.
Ничего себе птица…
Впрочем, МП-40 при нем уже нет, пустая пистолетная кобура демонстративно открыта, а пальцы поднятых над головой рук аж растопырены для убедительности. Ну что же, поверим… Такие «свинские собаки», как сами нацисты любят нас называть, очень любят свою жизнь. Может, этот действительно рискнул сдаться?