Оливия закрыла лицо руками. - За что? Почему он преследует нас?
- Месть, – сказала Агнес, подходя с другой стороны. Ее глаза, обычно такие живые и наблюдательные, были темными, бездонными колодцами напряжения и знания, которое тяготило.
- Чистая, ядовитая месть. И ненасытная жажда разрушения. Он питается хаосом, болью, страхом. Мы разрушили его логово, обратили в пепел его слуг. Теперь Швацц станет его новым театром ужаса. Оливия... ты и Иероним... вы его главные мишени. Живые символы порядка, который он ненавидит, который он клялся стереть в прах.
- Что делать? – спросила Оливия, резко опустив руки и выпрямившись во весь свой невысокий рост. Страх в ее глазах не исчез, но его оттеснила стальная решимость, подпитанная врожденной волей и, возможно, остатками снадобий Агнес. В этом была ее сила – умение собраться перед лицом немыслимого.
- Бороться, – отчеканил Волков, и в этом слове звучал лязг обнажаемых клинков. - На всех фронтах. Агнес, там – тьма, колдовство. Ищи его слабость, способ его обнаружить, выманить из теней. Готовь защиту для Оливии, для дворца. Любые снадобья, любые обереги, любые ритуалы, которые знаешь. Не жалей ничего. Он повернулся к маркграфине, его взгляд стал жестким, стратегическим. - Вам, Оливия – укрепить свою земную власть. Используйте отсрочку, которую мы вырвали. Покажите городу, народу, что вы – не жертва, а их защитница. Благотворительность, если казна позволяет хоть грош. Встречи с цехами через Кримля. Пусть люди видят вас, слышат вас, верят в вас. Ваши враги сильны здесь, в замке, но город может стать вашей крепостью, вашей опорой.
- А Брудервальд? Лерхайм?» – спросила она, уже мысля категориями политики.
- Брудервальд попытается использовать этот страх. Он уже начал. Слухи о "дурном знаке", о вашей слабости, о проклятии поползут по городу быстрее чумы. Мы должны быть быстрее. Лерхайм... Волков задумался, его взгляд устремился в пустоту зала, где только что стоял граф. - Лерхайм – прагматик до мозга костей. Хаос, настоящий хаос, ему не выгоден. Он здесь для укрепления позиций герцога, а не для наблюдения за тонущим кораблем. Если он поймет, если ему доказать реальность угрозы... не мистической сказки, а вполне осязаемой опасности для стабильности Винцлау... он может стать временным, очень осторожным союзником. Или, по крайней мере, перестанет быть активной помехой. Я попытаюсь поговорить с ним. Осторожно.
Глава 28. Щит из Трав и Стальной Ободок
Последующие дни Швацц погрузился в странное двоевластие. На поверхности кипели политические страсти. Брудервальд, через своих клиентов, распускал слухи о "проклятии маркграфини", о том, что отказ от ландтага навлек гнев духов предков. Оливия, следуя совету, совершала публичные выезды: посещала госпиталь с щедрыми, но разумными подаяниями из своих скудных запасов, встречалась со старейшинами цехов в Ратуше, обещала поддержку в восстановлении торговли после войны. Бургомистр Кримль, ставший ее глашатаем в городе, работал неустанно.
Но параллельно этому шел другой процесс, тихий, но упорный. Клара Оливия фон Винцлау, следуя стратегии, выверенной Волковом с точностью боевого построения, вышла из стен своей резиденции. Она сбросила траурное затворничество, как ненужный плащ.
Ее выезды были тщательно продуманы, каждый шаг – частью плана.
Госпиталь Святого Лазаря: Не Монеты, а Взгляд.
Карета маркграфини остановилась у мрачных ворот госпиталя. Запах – смесь ромашки, гноя и отчаяния – ударил в ноздри, едва Оливия ступила на выщербленные камни двора. Фрау Хельга, старшая сестра, встретила ее с поклоном, лицо изможденное, но глаза острые, оценивающие.
– Ваша Светлость, честь неожиданная, – голос Хельги был сух, как пергамент. – Но палаты... не место для дамских платьев. Болезни, раны...
– Я пришла не как дама, фрау Хельга, – ответила Оливия, поправляя простой шерстяной плащ поверх темного платья. Запах травяного амулета Агнес смешался с больничной вонью. – Я пришла как ваша маркграфиня. Покажите мне тех, кто защищал Винцлау и страдает за него сейчас.
Она вошла в длинную палату. Воздух был густым, спертым. Десятки глаз – тусклых от боли, лихорадочно блестящих или апатичных – уставились на нее. Шепот пробежал по койкам: «Маркграфиня? Здесь?» Оливия почувствовала, как подкашиваются ноги, но сжала кулаки под плащом. «Сила. Им нужна видимая сила.»
Она остановилась у койки молодого парня с забинтованной культей вместо ноги. Его глаза, глубоко запавшие, смотрели в потолок.