Охота на Пустоту
Часы напролет Агнес проводила, склонившись над своим матовым шаром из горного хрусталя. Лицо ее было напряжено до боли, губы шевелились в беззвучном бормотании заклинаний или молитв. В глубине шара, в его мутных недрах, плавали тревожные, обрывочные образы: искаженные, словно в кривом зеркале, лица слуг, мелькающие в толпе; тени, движущиеся не туда, куда падает свет, или застывшие недвижимо там, где их быть не должно; пятно темной, липкой субстанции на камне мостовой возле кухонного входа, невидимое обычному глазу. Иногда она водила кончиками пальцев по холодным каменным стенам дворца, прикрыв глаза, прислушиваясь к тишине, ловя малейшие вибрации – фальшивые ноты в древней симфонии замка, шепот чуждой воли.
Ее бдительность дала первые, тревожные плоды. Еще два слуги – юный, вечно перемазанный сажей и мукой поваренок с кухни и тихая, незаметная горничная из дальних, редко посещаемых покоев – попали в ее сети. У обоих, при тщательном осмотре под предлогом «профилактики весенней лихорадки», Агнес обнаружила едва заметные, будто синяки под кожей, темные пятнышки: у поваренка – на внутренней стороне запястья, у горничной – за ухом. И главное – ту самую пустоту, холодную и мертвую, мелькающую в глубине глаз, когда они думали, что на них не смотрят. Их срочно «изолировали» в дальнем, полузаброшенном флигеле под предлогом «заразной, но не опасной лихорадки». Настоящая причина была известна только Агнес и Волкову. Дворец начал очищаться, но цена бдительности была высокой – страх перед невидимым врагом рос.
Кузница Против Тьмы.
На столе в ее захламленной лаборатории стояли склянки и колбы с мутными, иногда бурлящими жидкостями, издающими ужасающие запахи – гнили, жженых волос, кислой меди, разложения. Это были концентраты, дистилляты ядовитых растений и минералов. «Глаз дракона» – мутно-желтый, пахнущий серой и невыносимой смертью. «Слезы ехидны» – маслянисто-черный, с запахом гниющей плоти и забвения. «Против плоти, которую он может оживить, как марионетку, это сработает, – объясняла она Волкову, показывая на склянки, когда он заглядывал в ее убежище. – Облить – и мертвая плоть задымится, зашипит, как от раскаленного железа, обратится в прах.» Она взяла другую склянку – с прозрачной, чуть маслянистой жидкостью, в которой плавали серебряные опилки и острые иглы какого-то колючего растения. – А это... дымовая завеса. Для его истинных очей. Ослепит, обожжет, отгонит на время. Но убьет? Нет. Против его сути, против самой сердцевины тьмы... все это лишь шипение воды на раскаленной плите. Задержка. Не более.
Волков тем временем вел свою игру на поле политики и холодного расчета. Вечером, после официального ужина, где напряжение висело гуще дыма от камина, он пригласил графа Лерхайма в свой строгий, почти спартанский кабинет. На столе стоял графин с добротным местным вином, не герцогским ребенрейским – тонкий намек на дистанцию и локальную солидарность. Тикали только маятниковые часы в углу да потрескивали дрова в камине, отбрасывая танцующие тени на стены, увешанные картами и схемами укреплений.
- Граф,» – начал Волков, наполняя два бокала темно-рубиновой жидкостью. - Вы – человек опытный и проницательный. Видели на своем веку многое – от дворцовых интриг до полевых сражений. События в Зале Совета... это не было ни нервным срывом, ни божьим знамением.
Лерхайм медленно поднес бокал к тонким губам, но не отпил. Его взгляд, острый и оценивающий, скальпелем впился в Волкова. В каминном свете его лицо напоминало резную маску из слоновой кости – красиво, холодно, нечитаемо. - Вы предлагаете... объяснение, лежащее в плоскости земной реальности, генерал? – спросил он, тщательно подбирая слова. Вне политических интриг Брудервальда и его клики?
- Враг, – четко сказал Волков. - Старый, коварный и использующий методы, которые... выходят за рамки обычного шпионажа, подкупа или кинжала в темном переулке. Тот самый враг, что довел древний род Тельвисов до жалкого конца, превратив их родовой замок в логово немыслимой мерзости. Чьих приспешников сжег на костре Трибунал в Ланне по моему же донесению и с моей... активной помощью. Он сделал паузу, давая весу этим словам. - Он здесь. В Швацце. Его цель – не трон Винцлау, не власть над землей или казной. Его цель – разрушение. Полный, абсолютный хаос. И маркграфиня... – Волков снова сделал паузу, его взгляд стал тяжелее, – ...она для него – живой символ порядка, который он жаждет сломать в первую очередь. Главная мишень.