Он засмеялся, потом продолжил:
— Сам понимаешь, Батя, Вика нужна здесь — постольку поскольку. Кто ведет вездеход, все равно лучше все замечает и быстрее увидит признаки заправки. Тем более, я думаю, что заправку мы найдем, скорее всего, ночью. В очки ночного видения, нагретые за день столбы трудно пропустить. А днем, при таком солнце, отражающемся от снега, даже опытный наблюдатель может пропустить, тонкий столб громоотвода и другие признаки заправки. Вот ночью Вика, конечно, пригодится. Тем более, в это время спать буду я, и со мной она вряд ли уснет. Саша не позволит!
После этих слов он опять засмеялся. Я, уже другим тоном, спросил у Флюра:
— Слушай, Хан, ты в некотором роде у нас — интуит, вот скажи, найдем мы на заправке топливо или нет?
Он, не прекращая посмеиваться, ответил:
— Батя, еще неизвестно, кто больший интуит, ты, или я. По крайней мере, все полные заправки найдены при твоем непосредственном участии. Да считай все остальное ценное имущество тоже. К тому же, именно ты прочувствовал надвигающуюся катастрофу. Так что не будем про интуитов. Что касается меня, то я, ей–богу, ничего не чувствую. Да и вообще, я только иногда чувствую, когда дело касается существования моей бедной задницы.
После этих слов он замолк, я тоже помолчал, а потом, сказал:
— Да, жалко! Вообще–то нужно подумать, как твою трусливую задницу привязать к поискам топлива. Может быть, если отсутствует топливо на заправке, ее больно наказывать, а если топливо имеется, то наоборот, поощрять. Одним словом, заняться с ней тем, чем занимался академик Павлов с подопытными собаками.
Представив волосатую попу Флюра в качестве подопытного существа, я от души засмеялся, потом, уже более серьезным голосом, продолжил:
— Остается нам, Хан, надеяться только на наше могучее авось. Поэтому, вперед! Авось помогает только смелым и решительным. А вообще–то, Флюр, пора нам заканчивать беседу, тебе там, коль ребята спят, надо быть повнимательней. Все, пока, до связи!
После этого я замолчал и положил рацию на приборный щиток. Но буквально через минуту рация опять ожила, и опять голос Флюра монотонно оттуда бубнил:
— Алло, Батя"! Прием, прием!
Я опять взял в руку рацию и уже раздраженно спросил:
— Ну, что там у тебя, Хан? Какая муха сегодня там тебя кусает?
Из динамика донесся голос Флюра:
— Слушай, Бать! Опять ты меня заговорил так, что основное я забыл у тебя спросить. А ты сам–то помнишь, что давал распоряжение через каждые два часа сверять наше местоположение по данным навигаторов. По моему "Джи–пи–эс" мы находимся на 540 километре трассы Москва—Астрахань. А что там твой "Глонасс" показывает? Прием!
Да! Проблемы ориентации у меня как–то совсем выпали из головы. Все мозги были забиты заботами о топливе и поиске заправки. А сама система "Глонасс" была отключена. Я судорожно ее включил и буквально через три минуты ответил Флюру:
— Хан, прием! По моему навигатору находимся точно в указанных тобой координатах, так что двигаемся правильно. Слушай, у меня по этой электронной карте на 530 километре указана заправка. Ты как там, ничего не видел?
Из начавшей потрескивать помехами рации я смог разобрать слова Флюра:
— У меня на навигаторе она тоже отмечена. Но я как не смотрел — ни хрена не увидел. Да не переживай, Батя, все равно ночью найдем какую–нибудь заправку. Ну ладно, давай, до связи!
Теперь уже он отключил рацию, я, тоже оставив ее на приеме, сосредоточился на управлении вездеходом.
Монотонность движения и резкий, яркий солнечный свет, отраженный от ослепительно белой поверхности снега, неимоверно раздражал глаза. Несмотря на очень темные защитные очки, даже в них приходилось прищуриваться. Чтобы как–то отвлечься от этого слепящего однообразия, я начал думать о нашей дальней предыдущей поездке. Поездке два года назад в мой родной город, в Москву. На сердце сразу стало одиноко и тоскливо. Вспомнился пустой, полуразрушенный город, затопленное метро и замороженные трупы в его вестибюле.
От этих дум, я даже непроизвольно увеличил скорость и очнулся только тогда, когда до впереди идущего ТТМа, управляемого Валерой и Наташей, оставалось всего–то метра три. Это заставило меня мобилизоваться и думать уже конкретно о нашей эвакуации.
После посещения Москвы уже никто не верил в наличие где–то властных структур и больших организованных групп людей. Мы окончательно поняли, что надеяться можно только на себя, как говорится — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Может быть, в частности и из–за этого, было принято решение о срочной эвакуации в более теплую климатическую зону, поближе к экватору. Как говориться, ловить в Подмосковье, было уже нечего — только собственную деградацию и, в конечном итоге, гибель.