Вещи разложены на несколько кучек: семейные реликвии, ее подарки и прочая всячина. Когда-нибудь и ее дети совершат подобный ритуал, но они вспомнят другое. Перед ними предстанет не многослойный срез сорокалетнего опыта совместной жизни, а странные следы былой эпохи, которую им не суждено никогда понять до конца. Она хранила кое-что из вещей матери: любовные письма (никогда прежде о них не упоминалось); фото юной супружеской пары (молодые лица супругов она узнала потом в собственных детях); какие-то сломанные вещи, осколки — ничего ей не говорящие, но для ее матери значившие достаточно много, чтобы их хранить.
Полуденное солнце сильно печет, лицо покрывает испарина. Энн смахивает капельки влаги и наверняка пачкается пылью. Но теперь это не важно. Смотреть некому, некому подтрунить, некому спросить, как она провела день. С облегчением она отодвигает всякие шкатулки и коробочки — обошлось почти без рыданий — и тут обнаруживает свадебную шкатулку.
От одного только ее вида замирает сердце, как оно падало и замирало всякий раз, когда она закутывалась в свитер мужа. Как это все случилось?.. Приходят воспоминания: горячий полдень, такой же как сейчас, женский голосок в трубке, почти визг: «Он сказал, он меня любит», и приступ ярости, абсолютно убийственного гнева — в бешенстве она бросает трубку на рычаг, зовет мужа в спальню и учительским тоном отчитывает, отчитывает.
Когда он уходил часом позже, оба они были в слезах. В комнате еще раздавалось эхо оправданий («Да разве стала бы она переходить к активным действиям, будь у нее хоть один шанс?»), Энн выхватила свадебную шкатулку из своего шкафчика, где та хранилась, как тайно лелеемая надежда, и не глядя, запихнула ее где-то в кабинете мужа, хороня тут навсегда.
До этой минуты.
Двумя днями ранее в доме гостила внучка, Кэтрин Энн. Бабушка любила визиты Кэтрин Энн — задорной, неукротимой и жизнерадостной девушки. И в этот раз Кэтрин Энн распахнула входную дверь и с порога прокричала:
— Ба! — с таким же напором в голосе, что бывал обычно у деда.
Энн вышла из кухни, вытирая руки о мокрое полотенце. Она только что закончила готовить блюдо, которое наверняка не понравилось бы ее мужу: вафельную рисовую запеканку с грецкими орехами и финиками. В последние месяцы она стала готовить какую-то новую еду и обнаружила, что она ей больше по вкусу, чем блюда времен замужества.
— Ба, — глаза Кэтрин Энн сияют, щеки пылают, — есть новости!
Она сбрасывает пальто, и оно летит на любимое кресло бабушки.
Энн кладет полотенце на стол, улыбаясь этой бьющей через край жизненной энергии, спрашивая себя, неужели она сама когда-то тоже ощущала такой постоянный прилив жизненных сил и радости.
— Ты выглядишь слишком возбужденной, чтобы просить тебя присесть, — говорит Энн внучке, — так что рассказывай.
— Джеф предложил выйти за него замуж.
— И?..
— Конечно же я сказала «да», ты еще спрашиваешь, глупенькая!
Энн застыла, разом потеряв радостный настрой.
— А как же школа?
— Почти уже кончила. Все заметано. Мы любим друг друга, ба.
Энн собиралась было сказать то, что положено говорить в таких случаях бабушкам, вроде: «Я знаю, лапушка, с твоей стороны это искреннее чувство», но слова не шли. Вместо этого из глаз потекли слезы, иг к ужасу своему, она тихо всхлипнула.
В ту же секунду руки Кэтрин обвились вокруг шеи, пахнуло свежим теплом молодой женщины, которую Энн, казалось, вчера только качала на руках.
— Ну же, ба, — проговорила Кэтрин Энн, — все в порядке. Я уверена, деда там уже все знает и радуется за меня.
Энн кивнула, пытаясь пересилить слезы и объяснить внучке, какие чувства на самом деле ее обуревают.
Чуть отстранившись, Кэтрин Энн отерла слезы с бабушкиных щек.
— И мы будем счастливы, вот увидишь. Обязательно будем счастливы, как вы с дедом.
Энн беззвучно глотала воздух, не в силах удержаться от ответа, надеясь только, что прозвучит он радостным тоном, несмотря на смысл, вложенный в слова:
— О дорогая, — выговорила она, — надеюсь, вы будете счастливее.
Пожалуй, думается ей, в эту комнату сейчас ее как раз и привело желание вновь прикоснуться к счастью тех лет, когда ей было столько же, сколько сейчас Кэтрин Энн. Ее любил мужчина. С миром было все в порядке. В двадцать один год ее предназначение исполнилось.