От моего внимания не ускользнуло конечно, не могло что он что-то значил для братьев Даркхейвенов, особенно для Теоса. Пока краснолицый Терра вытаскивает тела Дариуса и его противника с арены, Руэн мягко подталкивает Теоса вернуться на свое место. Каликс проходит мимо меня и занимает свое место рядом с Теосом, как будто между ними троими существует безмолвная связь, и Каликс знает, что, несмотря на свою победу, ему нужно помнить о своих братьях.
Я никогда не знала, каково это иметь братьев или сестер, но Регис приходит мне на ум как единственный пример. По бледности кожи Теоса и отсутствующему выражению его глаз, когда он снова смотрит вперед, становится ясно, что он обезумел. Потеря. Горе. Это накатывает на него болезненными, тихими волнами. Регис однажды сказал, что у меня кровоточащее сердце, и теперь я думаю, что он был прав. Я никогда не ожидала, что почувствую жалость, сочувствие к другому человеку моего вида, но это именно то, что есть. Понимание. Печаль. Подавленный гнев и, как бы мне ни хотелось это отрицать, сострадание.
С этого момента остаток боев дня проходит в размытом потоке яростных действий, одобрительных возгласов и множества смертей. Снова и снова. Смертные Боги поставлены друг перед другом, натравлены друг на друга, как животные, борющиеся за выживание, и это больше, чем что-либо до сих пор, заставляет меня осознать истину всего этого. Они животные, борющиеся за выживание.
Ни Руэн, ни Теос не призваны сражаться, и поэтому они вдвоем, плюс Каликс, хранят молчание и наблюдают за следующими боями со стоическим и невозмутимым выражением лица. Даже прежнее возбуждение Каликса угасло. Он выглядит еще более скучающим, чем раньше. Даже усталым. Его рот широко растягивается в зевке, когда финальная битва подходит к концу, когда одна Смертная Богиня пронзает шею своего противника острым мечом, обезглавливая мужчину в брызгах крови.
Наступает ночь, и повсюду зажигаются факелы, отбрасывающие отвратительные тени на запятнанную землю и каменные стены к тому времени, когда Боги объявляют о прекращении сражений. Долос отступает назад и позволяет Маладезии снова подняться на платформу. Ее слова заглушаются бешеным биением моей крови, когда я перевожу взгляд на своих подопечных.
Глаза Даркхейвенов устремлены в какую-то точку вдалеке, и они не реагируют и даже не шевелят ни единым мускулом, пока существа вокруг них не начинают подниматься со своих мест. Только когда это происходит, они, кажется, приходят в себя.
Теос встает со своего места и протискивается мимо Руэна, чуть не врезавшись в меня в спешке уйти. Он не оглядывается. Быстро отступая в сторону, я едва не сталкиваюсь с другими, когда они расступаются, чтобы дать ему дорогу как будто все они могут почувствовать облако тьмы, которое сейчас окружает его. Я смотрю ему вслед, и я не единственная.
Тишина, наступившая в его отсутствие, оглушает, отдаваясь эхом вокруг нас. Его братьев… и меня.
Повсюду вокруг меня дети Богов медленно покидают трибуны, обходя оставшихся Даркхейвенов стороной. Повсюду вокруг меня я слышу их голоса, одни тише, другие громче других. Они не люди. Они не Боги. И все же они… живые. Они существуют где-то между ними, и внезапно я испытываю к ним симпатию. Они не застрахованы от эмоций или потерь из-за привилегий, в которых они были воспитаны, как я когда-то предполагала.
Как бы мне ни было неприятно это признавать, они гораздо больше похожи на меня, чем я когда-либо хотела видеть. Если я способна чувствовать боль, печаль и надежду, то, без сомнения, и они тоже. Что касается Теоса.… Интересно, что эта потеря будет значить для него.
Я уже знаю, что это важно. Возможно, что-то еще, что изменит ход его жизни. Я не знаю, что Дариус значил для него, но очевидно, что его братья знают, и их молчание говорит о многом.
Жалость, похоже, бывает самых разных видов, и прямо сейчас у нее знакомый привкус скорби.
— Что нам теперь делать? — Спрашивает Каликс, обращая свое внимание на Руэна.
Взгляд Руэна следует за Теосом, в его глазах глубокая тоска. К сожалению, это мне тоже, до боли знакомо. Я много раз видела этот взгляд за последние десять лет — обычно в зеркале. Теперь же, увидев его на лице другого, мне становится не по себе, и я отвожу взгляд, опуская его к своим ногам.
— Пусть идет, — наконец решает Руэн. — Нам стоит найти чем заняться сегодня вечером. Без сомнения, он напьется до беспамятства.
Сбитая с толку и удивленная, я поднимаю голову и обращаю свое внимание на Руэна. Сказать, что я шокирована его решением разобраться с этим, было бы мягко сказано.