– Уверен, что ты договоришься с великим князем обо всем. Да и почему он должен уменьшать твою долю, ежели эти сокровища идут ему в руки сами собой? Давай прекратим на этом разговор о бухте и подумаем, как быстрее попасть в Итиль-кел.
– Мы попадем туда не раньше, чем я избавлю нас от души-оборотня Арука,– заявил Сарыч.– Помоги мне встать на ноги.
Микула знал, что отговаривать Сарыча бесполезно: по верованиям степняков-язычников, не только душа-оборотень человека, изменившего вере предков, но и его тело представляли угрозу для живых, продолжая мстить своим недругам уже из мира мертвых. Но если язычники-хазары считали, что мертвец и его душа могут действовать самостоятельно, независимо друг от друга, то язычники-асии полагали, что мертвое тело способно возвратиться к жизни лишь при условии, что в него на какое-то время вновь вселится душа-оборотень. Поэтому, желая обезопасить себя от козней ожившего тела, хазары и асии почитали своим долгом лишить его возможности осуществлять месть: разбивали мертвецу голову, отрубали ноги и руки, сжигали у него мышцы, повреждали позвоночник.
Микула помог Сарычу подняться, и тот, опираясь на меч, доковылял до трупа Арука. Натужно пыхтя, делая остановки через каждый десяток шагов, доволок тело мертвого врага до колоды у костра. Немного отдышавшись, выдернул из колоды топор. Не желая видеть дальнейшее, Микула отвернулся, и теперь до него доносились лишь голос Сарыча, свист топора и его глухие удары по мягкой, вязкой массе.
– Арук, отныне в твоей дырявой голове не сможет удержаться ни одна мысль о мести! Ты хотел бы догнать меня и, подкараулив, прыгнуть, как злая дикая кошка? Нет, теперь у тебя это не получится! Ты в состоянии еще подползти ко мне, как змея, на животе и нанести вероломный удар? Ошибаешься, с этой минуты ты не сможешь больше держать оружия! Душа-оборотень, как тебе нравится твое новое тело, не способное больше мыслить, передвигаться, пользоваться руками? Ха-ха-ха!
Вдоволь насмеявшись, Сарыч обратился к Микуле:
– Сотник, в сегодняшнем поединке одна из пар неминуемо должна была погибнуть, поэтому я и ты были единым целым, точно так неразделимы были судьбы Арука и юз-беки. Смерть выпала нашим противникам, и оба приняли ее от твоей руки. Знай, что душа-оборотень Арука, не расставшаяся до конца со старой верой и не постигшая в совершенстве новую, сможет вселиться как в тело язычника, так и мусульманина, прежде всего в труп юз-беки, его брата по вере и соратника по пролитой в последнем бою крови. В этом случае она будет мстить и тебе, как виновнику гибели юз-беки. Я устал, может, поможешь мне разделаться с телом нашего общего врага?
– Мы, внуки Перуна, не верим в месть мертвых тел,– ответил Микула, не трогаясь с места.– Мне чужда вера аси-ев, я не признаю и веру сынов Мухаммеда, а потому мне нет дела ни до их душ-оборотней, ни до мертвых тел.
– Вижу, ты не знаешь, на что способна в своей злобе и жажде отмщения душа-оборотень. Смотри, как бы твоя беспечность не обошлась тебе же слишком дорого,– предупредил Сарыч.– Потом, позже, ибо сегодня я позабочусь о нас обоих до конца.
По громкому дыханию Сарыча Микула определил, что тот направился от костра к трупу юз-беки, и вскоре оттуда донеслись удары топора. Затем раздался громкий вскрик, звук упавшего тела, и наступила тишина. Возившийся с лошадью Микула поспешил к Сарычу. По пути он бросил мимолетный взгляд на колоду и увидел подле нее труп Арука с пробитой головой, с отрубленными ниже колен ногами, без обеих кистей рук. По-видимому, то же самое Сарыч собирался сделать и с телом юз-беки, однако у него не хватило сил. Несколькими слабыми ударами топора он смог лишь искромсать ноги трупа, да выпавший из его рук топор обухом расплющил в лепешку мизинец и безымянный палец на правой руке мертвеца. Потерявший сознание Сарыч лежал рядом с телом юз-беки, и Микуле пришлось изрядно повозиться, чтобы привести его в чувство. Едва казак открыл глаза, русич обхватил его руками поперек туловища и дотащил до коновязи.
Усадив Сарыча на лошадь впереди себя и держа в поводу грех других коней, Микула направился к Итиль-келу. Когда казак полностью пришел в себя, он первым делом спросил:
– Сотник, не забыл ли ты довершить то, что не успел я? Я говорю о теле юз-беки.
– Труп юз-беки, даже если в него вселится душа-оборотень, не сможет больше ни передвигаться, ни держать в правой руке оружие,– уклончиво ответил Микула.– Поэтому он так же безопасен, как и покойник Арук.
– Ошибаешься, сотник,– печально сказал Сарыч.– У тела юз-беки осталась нетронутой голова, значит, оно может мыслить. А ум, подвластный душе-оборотню, не менее страшен, чем держащая оружие рука. Боюсь, что скоро ты сам узнаешь цену своей ошибки.
– Я думаю о другой нашей ошибке. Мы оставили изуродованные трупы на открытом месте, не закопав их в землю и не спрятав в овраге. Как знать, не послужат ли они причиной новой вспышки злобы к язычникам со стороны мусульман?
– Я поступил так, как поступают все степняки-язычники, в том числе сами хазары. Об этом прекрасно знали наши противники, когда вызывали нас на поединок. Утром на место боя прибудут друзья юз-беки и Арука, которые похоронят их по всем законам мусульманской веры. Ты, сотник, лучше думай о том, что у тебя появился новый страшный враг – душа-оборотень юз-беки, которая по твоей вине имеет возможность нам мстить.
– Таматарха, княже! – громко сообщил тысяцкий Олег, пристально всматривавшийся в даль.
– Вижу,– ответил Игорь, равнодушно глядя на появившуюся у горизонта линию берега и крепостные башни хазарской твердыни, оберегающей пролив, именуемый ромеями Таврическим, а восточными народами Нейтусом, Майтусом или Мантусом.
Если Игорь прекрасно понимал радость своих воинов, которым Таматарха сулила конец плавания по Русскому морю, то вряд ли кто из них догадывался, какое ответственное решение предстояло принять великому князю у этой первой на пути русского войска хазарской крепости. Как поступить Игорю, узнавшему в дороге о войне между Хазарией и восставшими против ее владычества асиями, в союз с которыми вступили печенеги и гузы? Оставить это известие без внимания и как ни в чем не бывало продолжать плавание на Каспий? Изменить весь план похода и, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, нанести удар по Хаза-рии, навсегда покончив с одним из самых опасных и вероломных недругов Руси? Какая из этих двух возможностей сулит ему больше выгоды, какая наилучшим образом отвечает интересам Руси?
Непростое решение предстояло принять Игорю, ох непростое. Ведь речь сейчас шла не просто о судьбе предпринятого им похода, даже не о судьбе Руси и Хазарии, а судьбе Востока и Запада, Европы и Азии. Именно так ставил вопрос его предшественник Олег, ломая голову над тем, против какого из недругов Руси направить собранную им огромную рать – против Византии или Хазарии. Игорь помнит, сколько бессонных ночей провел Олег с ближайшими воеводами и боярами, обсуждая все «за» и «против» возможных походов на юг или восток. Среди тех, кто неизменно присутствовал на всех обсуждениях, был и он, Игорь, запомнивший на всю жизнь те доводы, которые заставили Олега выступить против Нового Рима.
Да, его двинувшаяся на Хазарию по сушей воде рать разгромила бы каганат, а что дальше? Какие племена и народы пришли бы вместо хазар на обезлюдевшие земли, кем стали бы они для Руси – врагами или друзьями? Не приобрела бы Русь на востоке нового соседа, по сравнению с которым о Хазарии пришлось бы вспоминать, как о милом друге? Как сложились бы отношения нового восточного соседа с Византией, старым недругом Руси? Может, не будучи соперниками по торговле, они заключили бы постоянный военный союз против Руси? Даже если такого союза не будет, окажется ли Русь в состоянии сдержать натиск неведомых полчищ с востока, ежели на юге все время угрожает опасность со стороны Византии? Может, правы древние мудрецы, провозглашавшие, что лучше старый враг, чем новый друг?
Примерно такое положение сегодня и у него, Игоря. Он может нанести Хазарии смертельный удар, но не окажется ли он впоследствии смертельным и для самой Руси? Угрожает ли сегодняшняя Хазария существованию Руси, способна ли она завоевать и удержать за собой Русь? Нет! Прежде всего потому, что спокойствия нет в самой Хазарии. Да и может ли оно быть в державе, где каган и его ближайшее окружение верят в Моисея, их опора – наемное войско из Средней Азии – в Мухаммеда, а большинство хазарского простонародья до сих пор поклоняется языческому Тенгри-хану? А коли в державе нет единой веры, ежели власть и народ враждебны друг другу и мир между ними покоится на силе чужого наемного войска, такой державе впору думать о собственном самосохранении, а не войне с сильной, крепнущей год от года Русью. Да и положение дел на хазарском порубежье, постоянно тревожимом набегами кочевников и кавказских племен, не позволяло каганату собрать необходимые силы для завоевания Руси. Ушло в прошлое время, когда каганат мог обложить полян и их стольный град Киев данью, сейчас ему по плечу лишь грабить порубежные русские земли да наносить предательские удары в спину, когда основные русские силы скованы войной на юге либо западе.