"Он никогда так прежде не говорил", - подумала Томико. Ты беззащитен против этого, Осден, - сказала она. - Твоя личность уже изменилась. Ты уязвим для этого. Может, мы не все сойдем с ума, но ты уж точно, если мы не улетим.
Он колебался, затем поднял глаза на Томико, впервые он встретился с ее глазами: долгий, спокойный взгляд, чистый как вода.
- Что мой здоровый рассудок сделал для меня? - сказал он усмехаясь. - Но у тебя есть преимущество, Хаито. У тебя там что-то есть.
- Мы должны убраться отсюда, - пробормотал Харфекс.
- Если я пойму это, - Осден посмотрел задумчиво, - могу я передать ему сообщение?
- Под твоим "пойму", - произнес Маннон отрывистым нервным голосом, - я думаю, ты имеешь в виду прекращение ретрансляции эмпатической информации, которую ты получаешь от растительного организма: прекращение отражения страха и его поглощение. Это тоже сразу убьет тебя или снова приведет к полному психологическому истощению, аутизму.
- Почему? - спросил Осден. - То, что посылается этим, отражение, а мое спасение - именно в отражении. Это не обладает разумом, а я - человек.
- Не тот масштаб. Что может единственный человеческий мозг против чего-то столь обширного?
- Единственный человеческий мозг может постигнуть систему в масштабе звезд и галактик, - сказала Томико, - и толковать ее как Любовь.
Маннон по очереди глядел на всех; Харфекс молчал.
- Это бы легче сделать в лесу, - сказал Осден. - Кто из вас доставит меня туда?
- Когда?
- Сейчас. Прежде, чем вы все сломаетесь или взбеситесь.
- Я, - сказала Томико.
- Никто из нас не полетит, - сказал Харфекс.
- Я не могу, - сказал Маннон. - Я... Я слишком напуган. Я разобью машину.
- Возьми с собой Эсквану. Если я смогу справиться с заданием, он послужит в качестве медиума.
- Вы принимаете план сенсора, координатор? - спросил Харфекс официально.
- Да.
- Я не одобряю. И тем не менее я полечу с вами.
- Я думаю, мы вынуждены, Харфекс, - сказала Томико, глядя на лицо Осдена. Ужасная белая маска исчезла, оно было полно страстного желания, как лицо любовника.
Олеро и Дженни Чонг играли в карты, чтобы не думать о своих часто посещаемых из-за возрастающей сонливости кроватях, своем возрастающем страхе, привилегированные, как испуганные дети.
- Эта штука, она в лесу, из-за нее вы... станете...
- Бояться темноты? - Осден презрительно усмехнулся. - Но поглядите на Эсквану, Порлока и даже Аснанифойла. - Это может не причинить вам вреда. Это импульс, проходящий через синапсы, ветер, проходящий сквозь ветви. Это только сон.
Они забрались в геликоптер, Эсквана все еще спал, тихо свернувшись калачиком в заднем отсеке, Томико за штурвалом и Харфекс молчали, вглядываясь в темнеющую впереди среди светло-серого пространства освещенной светом звезд равнины линию леса.
Они достигли черной линии, пересекли ее; теперь под ними была темнота.
Она нашла посадочную площадку, заставляя себя лететь низко, сдерживая неистовое желание взмыть вверх и улететь прочь. Огромная энергия мира-растения была значительно сильнее здесь, в лесу, и его паника билась огромными черными волнами. Впереди было бледное пятно неправильной формы, оголенная верхушка холма чуть повыше самых высоких черных древоформ вокруг него; не деревья; имеющие корни, части целого. Она посадила геликоптер на поляну; плохая посадка. Ее руки на штурвале были скользкими, как будто она потерла их холодным мылом.
Теперь вокруг них стоял лес, черный в темноте.
Томико нагнулась и закрыла глаза. Эсквана застонал во сне. Дыхание Харфекса стало коротким и громким, он сидел напрягшись, он не пошевелился даже тогда, когда Осден перешагнул через него и припал к открытой двери.
Осден стоял; его спина и забинтованная голова были хорошо видны в темном свечении приборной панели; он не решался ступить за дверной проем.
Томико тряслась. Она не могла поднять головы. "Нет, нет, нет. - повторяла она шепотом, - нет, нет, нет". Осден пошевелился неожиданно и бесшумно нырнул в дверной проем вниз, в темноту. Он ушел.
"Я иду!" - сказал сильный голос.
Томико вскрикнула. Харфекс закашлялся; он, казалось, пытался встать, но ему это не удалось. Томико ушла в себя, вся сконцентрировавшись на слепом глазе в свем желудке, в центре своего существа; а снаружи не было ничего, кроме страха.
Он прошел.
Она подняла голову, медленно расцепив руки. Села прямо. Ночь была темная, и звезды были видны над лесом. Больше ничего.
- Осден, - сказала она, но голос не вышел из горла. Она повторила опять - громче, одинокое кваканье. Ответа не было.
Она начала понимать, что с Харфексом что-то неладное. Она попыталась найти его голову в темноте, так как он сполз с сиденья, когда внезапно, в гробовой тишине, в темном заднем отсеке машины послышался голос.
- Хорошо, - произнес он.
Это был голос Эскваны. Она включила внутреннее освещение и увидела инженера, свернувшегося калачиком и спящего, его рука наполовину прикрывала рот.
Рот открылся и повторил: "Все хорошо".
- Осден.
- Все хорошо, - сказал мягкий голос, исходящий из рта Эскваны.
- Где ты?
Молчание.
- Возвращайся.
Поднялся ветер.
- Я остаюсь здесь, - сказал мягкий голос.
- Ты не можешь остаться...
Молчание.
- Ты будешь одинок, Осден!
- Послушай, - голос был слабый, невнятный, как будто он терялся в шуме ветра. - Послушай. Я желаю тебе счастья.
Она снова назвала его имя, но ответа не было. Эсквана лежал тихо. Харфекс лежал еще тише.
- Осден! - закричала она, наклоняясь в дверной проем в темную колеблемую ветром тишину леса. - Я вернусь. Я должна доставить Харфекса на базу. Я вернусь, Осден!
Молчание и ветер в листьях.
Они закончили предписанную программу поиска Мира 4470, восемь оставшихся, для этого им потребовался на сорок один день больше.
Сначала Аснанифойл или кто-то из женщин ежедневно ходили в лес и искали Осдена в районе вокруг оголенного холма, хотя Томико не могла точно определить, на какой холм они приземлились в ту ночь, в самое сердце и водоворот страха. Они оставили для Осдена все самое необходимое: запас еды на пятьдесят лет, одежду, палатки, орудия и инструменты. Они отказались от дальнейших поисков; невозможно было найти одного человека, если он хочет спрятаться в этих бесконечных лабиринтах и темных переплетенных коридорах. Они могли пройти на расстоянии вытянутой руки от него и не увидеть его..
Но он там был, так как больше не было страха. После всего пережитого Томико старалась понять, что сделал Осден. Но мысли ускользали из-под контроля. Он принял страх на самого себя и, приняв его, преступил его пределы. Он отдал себя чужому - неограниченная никакими условиями капитуляция, которая не оставила места для зла. Он понял любовь другого и таким образом обрел свою собственную целостную личность.
Люди из команды Поиска шли под деревьями, по необозримым колониям жизни, окруженные видящей сны тишиной. Нависающая тишина, которая едва осознавала их полностью, индифферентная к ним. Здесь не было времени. Расстояние не играло роли. Но они имели достаточное пространство и время...
Планета вращалась между солнечным светом и полной темнотой, ветры весны и лета равномерно дули, перенося пыльцу через спокойные моря.
После всех поисков, покрыв огромные расстояния в сотни световых лет, "Гам" вернулся в то место, что несколько веков назад было Смеминг-Портом. Там еще имелись люди, чтобы скептически принять рапорты экипажа и зафиксировать их потери: биолог Харфекс - умер от страха, сенсор Осден - остался как колонист.