– Сзади уже гудят. Я пошла.
– Давай. Удачи!.. В штаны себе погуди, дебил!!!
Александра Шалашова. Ранка на нижней губе
Ты приходила днем, иногда слишком рано, я даже иногда просил не приходить – сон слетал, разбалтывался, не было никакого смысла во сне; снова начал ложиться в четыре, в пять утра, потому что вставать раньше не имело никакого смысла и стоило огромных сил. Иногда не ложился совсем, а выходил гулять, всматривался в звенящие обледеневшие ветви – вот клен, вот тополь; больше никаких деревьев не знал, потому что мама дала имена только этим. Проходили с ней парком, иногда даже и отца уговаривали, хотя он ненавидел бессмысленные прогулки, трату времени; на пенсии много времени – но такое чувство, что он готов потратить на чтение новостей, на телепередачу, на неторопливое медленное разделывание селедки гораздо больше времени, чем на нас с мамой. Я даже иногда спрашивал маму: а тебе не обидно, что так? Но она объясняла, что смирилась, что понимает – он идет гулять только из застарелой любви к ней. Тридцать пять лет. Это мне тридцать пять лет, и столько же – их любви. Поэтому я знал, что такое любовь, но совсем не знал деревьев – деревья для родителей не имели значения.
Ты приходила утром, когда я еще спал, скреблась в дверь – не звонила, а стучала кончиками пальцев, будто стесняясь по-настоящему, так, чтобы я услышал, но только я. И приходилось просыпаться, надевать штаны и футболку, идти открывать – много раз предлагал дать дубликат ключей, но ты неизменно отказывалась: хотела чувствовать себя гостьей, не приходить внезапно, а дожидаться приглашения или – не дожидаясь приглашения. Но когда я видел тебя, становилось иначе, раздражение пропадало, и я даже думал, что выспаться можно и завтра, а сегодня – ты, а с тобой остальное не имеет значения.
Ты приходила: с мокрой головой, с сухой головой, без косметики, со вчерашними блестками под глазами, которые потом приходилось долго отмывать с пола, но мне уже надоело ругаться, поэтому я просто представлял, как пройдусь потом влажной салфеткой. Важно было это ощущение чистого пола, приятного босым ногам. И этот влажный пол поблескивал, красиво горел, и чувство ясности нравилось. Любила ли ты меня? Наверное. Ты никогда не просила купить тапочки, никогда не приносила свои из дома; впрочем, я сомневался иногда, что у тебя есть дом.
– Если хочешь, можешь остаться.
Ты смеялась.
– Я не могу остаться.
– Почему? Что-то здесь не так?
Но я старался, чтобы было так, и дело не только в чистоте пола. Покупал твои любимые глазированные сырки, потому что ты не ела какие попало, а только те самые, похожие на суфле; честно сказать, не очень понимал, зачем делать из творога суфле, а то, что получилось, называть глазированным сырком – еще с детства привык, что должен быть отчетливый вкус творога, иначе нельзя. Были сырки «Буратино», только такие; ну еще обычные, без глазури, с изюмом; такие ненавидел. Ты тоже такие ненавидела, поэтому, конечно, в холодильнике они не появлялись.
Однажды увидел у помойки невероятно грязного котенка – он молчал, умирал, и было ясно, что, если что-то не сделать сейчас, он почти наверняка умрет, ведь неправильно это, что маленькое животное не кричит, когда должно быть иначе; человеческие младенцы кричат – колики и режущиеся зубы, – так почему младенцы животных должны вести себя иначе? И я взял его, принес домой, посадил на пеленку, нагретую на батарее, потому что где-то прочитал, что нужно делать так. И страшно было нести его, такого маленького, в ванную, и я замер, не зная, что можно еще сделать.
Но тут пришла ты, принесла какой-то корм для котят, запрыгала, запричитала – и я подумал, что, может быть, хотя бы этот маленький умилит тебя настолько, чтобы захотела остаться. Но ближе к вечеру ты подошла к зеркалу и потерла покрасневшие опухшие глаза.
– Что это такое с тобой? – спросил.
Ты смахнула случайные несимметричные блестки со щеки, оставив остальные.
– У меня аллергия на кошачью шерсть.
– Как это? Реально аллергия? Почему ты тогда?..
– Что?
Ты посмотрела через зеркало. Несколько капилляров лопнуло, уже сейчас видно. Я почувствовал нежный запах твоих волос.
– Ну зачем ты тогда с ним возилась? Не знала?
– Нет, почему, знала, конечно, – ты чуть улыбнулась, – не впервые же с кошками сталкиваюсь. Это еще ничего, а было так, что задыхаться начала, представь? Даже скорую вызывали.
– Кто, родители?
– Ну какая разница кто? Родители.
Я хотел сказать: «Не знал, что у тебя есть родители», – но только ведь это совсем глупо бы выглядело. Конечно, есть родители, у каждого человека есть родители, но только ведь ты никогда не упоминала о них раньше, только вот теперь так случайно получилось.