Вот в таком отчаянном состоянии дядюшка и застал маленькую принцессу. Она сидела посередине Опочивальни, вся в слезах и мокрых пушинках. Подранные подушечки находились в аккуратненькой кучке слева, а тщательно (по возможности) собранный пух — справа. Принцесса, всхлипывая, шмыгая носом, шепотом убиваясь, старательно запихивала пух обратно, в подушечки. Страшная пика была аккуратно прислонена в углу к стенке.
Дядюшка мягко вошел в помещение, оглядел разорение, подошел к несчастной племяннице, опустился на корточки.
— Давай я тебе помогу, моя девочка.
Он стал помогать принцессе засовывать пух в подушечки. Тогда она окончательно разревелась и уткнулась в дядюшкино плечо.
— Дядюшка, — застонала она в плечо. — Милый дядюшка! Я тебя очень, очень, очень люблю! Прикажи им, пусть починят мои подушечки! Зачем, зачем, зачем я их порезала пикой! Скажи им, пусть починять мои подушечки... Не надо им рубить головы... Пусть только починят мои подушечки... Мои славные, милые, добрые, ласковые подушечки... — Она дрожала.
— Девочка. — Дядюшка прижимал принцессу к себе и гладил по распущенным волосам. — Я сейчас прикажу, и нам принесут сто сорок новых подушечек. Я прикажу, и они будут даже лучше тех, что ты порезала пикой.
— Хорошо, дядюшка, пусть приносят. Я никогда больше не порежу их пикой. Я плохая, я вздорная девочка! Пускай мне отрубят голову, дядюшка.
— С этим торопиться не будем, — возразил дядюшка мягко, но твердо. — Ты меня так напугала, девочка! У тебя до сих пор так болит голова? Ты даже не знаешь, куда подеваться?
— Напротив, дядюшка. — Принцесса перестала рыдать и вздохнула. — Голова у меня сегодня почти не болит. Просто гудит, и в ушах звенит, и искры, но уже не болит, почти. Я бы даже позавтракала. Да, я бы даже позавтракала, и пусть мне принесут чашку вкусного шоколада и полбулочки. Даже, пожалуй, целую булочку.
— Это мы сейчас устроим. Но отчего тогда ты так плачешь, так убиваешься? Отчего ты порезала все эти подушечки? Они же были твои любимые, и ты спала на них с такого вот возраста! — Дядюшка остановил ладонь в метре от пола.
— Не говори мне, дядюшка, не говори! Я знаю. Но он не пришел, и мы теперь не пойдем смотреть на Луну. А-а-а!
— И когда он собирался прийти? — спросил дядюшка несколько озадаченно.
— Он сказал, ближе к вечеру...
— Вот как, — соображал дядюшка. — Но до вечера еще есть какое-то время, девочка. Он еще может прийти, и он наверняка придет... Если, конечно, ты не обещала отрубить ему голову.
— Хма-а-а... — Принцесса разрыдалась опять. — Я обещала, дядюшка, обещала! Но если только он не придет... А если придет, то зачем...
— Вот как, — продолжал соображать дядюшка. — А скажи, моя славная, скажи мне, кто он?
— Откуда я знаю, — пробурчала девочка вредно, дернув плечом. — Да и какая разница!
— Ты даже не знаешь имени?
— Не знаю, не знаю, не знаю!
— Это нехорошо, моя маленькая. Ведь если бы ты сказала мне его имя, я бы смог найти его и к тебе привести... Если тебе это действительно нужно.
— Нужно, нужно, нужно! Но пусть он сам придет, раз обещал! Все дядюшка, отпусти меня, отпусти, пусть мне принесут подушечки, и пусть унесут эту дурацкую пику. Прикажи им прямо сейчас! Пусть ее вообще выкинут! Или ее тоже нельзя выкидывать? Почему ничего, ничего, ничего нельзя выкидывать! Накидали всякого хлама, валяется тут без дела, не продохнуть.
— Уже иду. — Дядюшка осторожно отнял от себя принцессу и встал. — Но ты пока умывайся, одевайся и завтракай, потому что вчера ты так и не поговорила...
— Я никуда не пойду! — сказала вдруг девочка так твердо и четко, что дядюшка вздрогнул.
Она подняла голову и пронзила его синим взглядом. С растрепанными волосами на заплаканных щечках, надувшись, она смотрела так с полминуты. Потом шмыгнула носом, провела ладонями по глазам, встала, добрела до кровати и улеглась, уткнувшись лицом в скомканное покрывало.
— Вот так и буду лежать, пока не умру. Или хотя бы пока он не придет. И прикажи этим, наконец, дурацким послам отрубить головы, всем. И что никакого приема не будет.
Дядюшка молча вышел из Опочивальни, прошел длинными коридорами в Приемную залу, вышел к послам.
— Принцесса желает вам всем здоровья и благополучия, и приносит свои извинения по поводу отмены аудиенции, — объявил дядюшка. — Вчера она сильно ударилась, и сегодня ей нездоровится.
И это, как нам известно, была чистая правда.
Весь этот тяжелый, дурацкий, томительный день маленькая принцесса не выходила из Опочивальни. Она лежала в кровати, не отнимая лица от подушки, молчала, вздыхала, иногда тихо плакала. День шел, а он так и не появлялся, и уже перевалило за полдень, а он так и не приходил. Когда нянюшка позвала принцессу обедать, та только слабо отозвалась, что у нее болит голова и что обедать она не хочет. И ужинать не будет тоже (всем, как обычно, пусть поотрубают головы, а ее, наконец, оставят в покое).