Лишь когда музыка начала стихать, девушки подожгли строение, одновременно бросив в него факела. Построенный из соломы и брёвен, символ разгорелся в тоже мгновение с пугающей простотой. Пламя устремилось по балкам и соломе, за секунды полностью захватив его полностью, и округа залилась ярко-жёлтым светом, от которого даже заболело в глазах.
Символ пылал ярким пламенем, как что-то дьявольское, вызывая в Кондрате отторжение. Не по духу ему были все эти жутковатые обряды, церемонии, ритуалы и прочее, что возвращало людей на мгновение в те времена, когда единственным законом было то, во что они верят. А верили люди чаще всего в богов, желавших крови. Он бы не удивился, если в прошлом эти беззаботные жители маленького городка сжигали с таким е весельем молодых девушек.
Почему девушек? А вот Кондрату тоже интересно, но, если верить истории, то именно они ассоциировались с чистотой и новым рождением. Хотя ему было интересно, что ж они себя не сжигали, было бы интереснее.
Символ безбожно дымил, и эта дымка медленно заволакивала всю округу. Запахло благовониями и травами. Каждый вдох заставлял слегка неметь кончики пальцев, голова будто становилась ватной…
И Кондрат подался назад. Точно такой же эффект он ловил от сигарет, когда давно не курил, а потом от всей души затянулся. Чувство интоксикации, никотинового опьянения. И сейчас происходило то же самое — толпа накуривалась в буквальном смысле слова. Эти организаторы решили пыхнуть самый большой косяк в округе сразу на всех.
И он не ошибся, люди действительно поплыли. Один за другим, всё больше и больше походя на самых настоящих зомби, они покачивались из стороны в сторону, начинали то ли завывать, то ли петь.
Выхватив платок, он отступил назад, попутно мокнув в ведро с водой и приложил к лицу. Полностью, конечно, от дурмана это не спасало, но стало как-то полегче, будто на голову больше ничего не давило.
А вокруг вновь начинались танцы. Девушки, что устроили представление в том с поджогом, не растворились в толпе. Они продолжали танцевать у костра, всё так же пламенно и страстно, но уже не одни — к ним присоединились и другие молодые девушки, будто желая получить толику внимания. А вокруг в прямом смысле остальные начали водить хороводы, что-то там распевая. Им явно было весело.
— Как вам праздник? — внезапно послышался голос за его спиной, и к его спине прижалась мягкая грудь. Чей-то подбородок лёг ему на плечо. — Вам всё нравится?
Стряхнув с себя гостя, Кондрат развернулся. Перед ним стояла женщина. Чёрные волнистые волосы чуть ли не до пояса, накрашенные в чёрный глаза с яркой губной помадой. Она была одной из представительниц местных народов, смахивающих то ли на цыган, то ли на индейцев. Кондрат бы сказал, плюс-минус, что-то между, разве что глаза были удивительно голубыми.
— Я могу вам чем-то помочь? — спросил он сухо, пробежавшись по ней взглядом.
— Просто хотела убедиться, что у вас всё хорошо, — улыбнулась она. — Вы так одиноко здесь стоите…
— Не люблю шум, — ответил Кондрат.
— Может… вам хочется найти тихое место? Я вас могу с этим помочь, — она шагнула навстречу, без стеснения выставив вперёд грудь, как оружие массового поражения. Но Кондрат лишь скользнул по ней взглядом, после чего отвернулся.
— Благодарю, но нет.
— Точно?
Она вновь прижимается, и реакция на это есть. Естественно есть, на мягкую грудь, на чарующий томный голос, прикосновения руками. Но голос Кондрата не дрогнул, хоть внутри всё прямо-таки просило откликнуться на человеческое тепло.
— Точно.
— Как скажете… — пожала она плечами, но уйти не успела, Кондрат её окликнул.
— На вас не действует дурман, — заметил он.
— Действует, отчего же?
— По вам этого не скажешь.
— Ну… для нас такая концентрация мала, а вот для остальных в самый раз. Тех, кто не живёт нашей жизнью, — улыбнулась она. — От него нос прячете?
— Что это за символ? — кивнул Кондрат на то, что осталось от знака, а именно огромный костёр, который освещал округу. Хоровод не заканчивался, но девушек внутри него собралось прилично, и теперь их по одной выцепляли из центра под весёлые и одобрительные крики. Чёрт знает, что там происходит, но людям нравилось.
— Это? Это же символ лесных духов и их союза, — улыбнулась женщина, ответив таким тоном, что словно неразумного малышу что-то объясняла.
— С кем союза?
— С нами, людьми. Мы почитаем их, они не трогают нас.
— И почему тогда сжигают символ мира, если так можно выразиться?
— Чтобы подать им знак, что мы до сих пор помним о нашем договоре, естественно.
Сколько людей, столько и версий. Обычно, сжигая что-то, показывают пренебрежение, а здесь, оказывается, так они высказывают своё почтение.