— Мисс Харпер, я читала вашу последнюю статью о городском бюджете. Весьма впечатляет. Вы обладаете острым взглядом и… смелостью.
Вивиан слегка улыбнулась, оценив искренность комплимента.
— Благодарю вас, мисс Фэрфакс. Для меня большая честь слышать это от вас.
— Изабелла, прошу вас, — поправила мисс Фэрфакс с легкой улыбкой. — В этом доме нет места для излишней чопорности, по крайней мере, я на это надеюсь.
В ее голосе прозвучали теплые нотки, располагающие к доверию. Вивиан невольно прониклась симпатией к этой молодой женщине, выделявшейся своей непринужденностью на фоне чопорного окружения.
— Вивиан, — ответила она, принимая предложенную фамильярность. — И мне очень приятно познакомиться с вами, Изабелла.
— Сенатор Рэндольф — весьма гостеприимный хозяин, не находите? — Изабелла слегка кивнула в сторону сенатора, который в этот момент оживленно беседовал с группой влиятельных мужчин, жестикулируя и понижая голос. — Он умеет собрать вокруг себя интересных людей.
В ее тоне проскользнула едва уловимая ирония, заставившая Вивиан насторожиться.
— Безусловно, — уклончиво ответила Вивиан, стараясь не выдать своего истинного отношения к хозяину вечера. — Здесь собралось весьма… представительное общество.
— «Представительное» — весьма точное определение, — тихо усмехнулась Изабелла, бросив быстрый взгляд по сторонам. — Боюсь, что за внешней респектабельностью и светскими беседами скрывается куда больше, чем кажется на первый взгляд.
Вивиан заинтересованно посмотрела на нее, оценивая намек в ее словах.
— Вы хотите сказать…?
— О, я не хочу показаться излишне циничной, — Изабелла поспешно отмахнулась, словно испугавшись собственной откровенности. — Просто… в Бостоне, как и в любом другом городе, власть и деньги притягивают к себе определенный круг людей. И не всегда их намерения бывают столь же безупречны, как их костюмы и манеры.
В ее голосе снова прозвучала ирония, но теперь в ней чувствовалась и легкая грусть, словно она говорила о чем-то давно знакомом и не слишком приятном.
Прежде чем Вивиан успела ответить, к ним приблизился Дэш, слегка склонившись в вежливом поклоне.
— Мисс Фэрфакс, вы очаровательны, как всегда. Мисс Харпер, позвольте похитить вас на пару минут у столь приятной собеседницы. Уверен, леди Элеонора уже ищет вашего общества.
В его голосе звучала легкая насмешка, но в серых глазах мелькнул едва уловимый намек на предупреждение, заставивший Вивиан понять, что он не просто шутит.
Изабелла легко улыбнулась, оценив его тонкий сарказм.
— Мистер Уиттакер, как всегда, галантен и наблюдателен. Мисс Харпер, надеюсь, мы еще успеем продолжить нашу беседу позднее.
— С удовольствием, Изабелла, — ответила Вивиан, благодарным взглядом провожая мисс Фэрфакс, которая отошла к группе женщин у камина.
Дэш проводил ее удаляющуюся фигуру насмешливым взглядом, затем повернулся к Вивиан и тихо проговорил:
— Мисс Фэрфакс, как мне кажется, пыталась предупредить вас о чем-то. Или мне показалось?
— Возможно, — уклончиво ответила Вивиан, не спеша делиться своими впечатлениями. — Она упомянула, что за светским фасадом бостонского общества может скрываться не все то, что лежит на поверхности.
— Проницательная девушка, — оценил Дэш, слегка кивнув. — Или просто хорошо осведомленная. В любом случае, стоит прислушаться к ее словам. Особенно здесь, в логове местных акул.
Он обвел жестом гостиную, полную богато одетых гостей, чьи голоса звучали приглушенно и важно, словно гудение пчелиного роя в разгар медосбора.
— Итак, Харпер, — продолжил Дэш, понизив голос до шепота, словно делясь важным секретом, — как вам кажется, кто из этих уважаемых господ может быть связан с махинациями в порту? Или, быть может, с Мадам Роусон и ее веселым заведением?
Вивиан задумчиво нахмурилась, поворачивая голову по сторонам и внимательно оглядывая гостей. Среди множества незнакомых лиц она пыталась выделить тех, кто мог бы скрывать темные тайны за фасадом респектабельности и благополучия.
Внезапно ее взгляд зацепился за одну фигуру, выделяющуюся из общей толпы своей непринужденной властностью и аристократической отстраненностью. Мужчина высокого роста, с темными безупречно уложенными волосами, стоял у окна, держа в руке стакан с виски и неторопливо оглядывая сад за окном. Его профиль показался Вивиан до боли знакомым, хотя она не могла сразу вспомнить, где именно могла видеть его раньше. Что-то неуловимо притягательное и в то же время отталкивающее было в его аристократически правильных чертах лица, в холодном блеске карих глаз, в самоуверенной осанке и небрежной элегантности костюма.
Сердце Вивиан неожиданно дрогнуло, в памяти всплыл образ экипажа с фамильным гербом Сент-Джонов, позолоченные драконы, сверкающие в свете фонарей, и холодные, пронзительные глаза, изучавшие ее сквозь клубы сигарного дыма.
— Дэш, — тихо проговорила Вивиан, не отрывая взгляда от загадочного незнакомца, — там, у окна… Только не говорите, что…
Дэш проследил за ее взглядом.
— Да, это именно он — лорд Николас Сент-Джон, — наконец проговорил репортер с нескрываемым презрением в голосе, словно выплевывая эти слова как яд. — Наш серый кардинал… человек, чье имя произносят с трепетом в лучших домах Бостона и с тайным страхом — в худших притонах. — В голосе Дэша звучала откровенная издевка, но Вивиан заметила и что-то еще — скрытую злость и давнюю вражду, словно имя «Сент-Джон» вызывало у него не просто неприязнь, а глубокое отвращение. — И, кстати, смотрите кто рядом с ним. Мадам Роусон, во всем своем блеске и вульгарности. Не правда ли, прекрасная пара? Само олицетворение бостонского высшего света.
И действительно — опираясь на галантно согнутую руку Сент-Джона, с высоко поднятой головой стояла хозяйка борделя, Мадлен Роусон, — которую все знали не иначе как «Мадам Роусон», — облаченная в роскошное платье из бархата глубокого, насыщенного оттенка бургундского вина, плотная, тяжелая ткань которого драпировалась богатыми складками, создавая ощущение весомости и богатства. Бархатистая, мерцающая текстура ткани играла в полумраке особняка, притягивая взгляды и создавая ореол роскоши и соблазнения. Лиф платья плотно облегал фигуру до талии, подчеркивая пышную грудь и изгибы бедер, создавая чувственный и женственный силуэт «песочные часы». Довольно глубокое декольте соблазнительно открывало ключицы и верхнюю часть груди, при этом не переходя грани вульгарности, сохраняя некую театральную роскошь и элегантность. Глубокий темно-бордовый оттенок платья прекрасно контрастировал с бледной кожей и собранными в высокую прическу темными волосами, создавая образ роковой женщины. К этому наряду Мадам Роусон выбрала массивное золотое колье и длинные серьги-подвески с темно-красными камнями, перекликающиеся с рубиновым перстнем на ее указательном пальце. Длинные перчатки из черного кружева, доходящие до локтя, вносили нотку игривости. Веер из черных перьев стал завершающим аккордом этого драматичного и властного образа.
Вивиан не могла не заметить, как многие из гостей бросают в сторону Сент-Джона и Мадам Роусон недовольные, презрительные взгляды, словно их присутствие на званом ужине было неуместным и даже скандальным. Леди Элеонора Бэнкрофт брезгливо морщила нос, мистер Эвергрин отворачивался с нарочитой небрежностью, а некоторые дамы шептались за веерами, осуждающе качая головами. В воздухе словно повисло напряжение, сотканное из любопытства, осуждения и презрения. В глазах многих читалось нескрываемое: «Да что он себе позволяет?».
И лишь Николас Сент-Джон, казалось, не замечал этого ледяного приема. Он стоял с Мадам Роусон под руку с непринужденной грацией, одаривая ее искренней — словно подбадривающей ее — улыбкой. В его карих глазах цвета бурбона плескалось нечто похожее на веселье, словно вся эта неловкая сцена доставляла ему какое-то странное удовольствие. Вот он слегка наклонился к ней и что-то тихо проговорил, и Мадлен Роусон в ответ искренне рассмеялась, ее смех, чуть более резкий и чуть более громкий, чем было принято в этом чопорном доме, прозвучал почти осознанным вызовом негласно установленным правилам светского приличия.
Со свойственной ей журналистской наблюдательностью Вивиан не могла не отметить для себя эту красноречивую деталь — мистер Сент-Джон не просто не скрывал свою скандально известную спутницу, он словно демонстративно подчеркивал ее присутствие, вызывающе бросая перчатку бостонскому обществу с его незыблемыми, но неписаными законами о приличиях и статусе. И в этом дерзком вызове, в этой нарочитой небрежности читалось что-то умышленное, выверенное, словно мистер Сент-Джон намеренно разрушал привычный порядок вещей, играя по собственным, только ему понятным правилам.