— Мистер Грэм, но… мое расследование… «Atlantic Cargo»… — начала было она, но редактор поднял на нее тяжелый взгляд.
— Ваше расследование подождет, Харпер, — отрезал он тоном, не терпящим возражений. — Считайте это… отдыхом. Подышите воздухом высшего общества, отвлекитесь. К тому же, — он сделал паузу, внимательно глядя на нее поверх очков, — Трасдейл — человек влиятельный, дружен со многими… сильными мира сего. Может, услышите что-нибудь интересное между бокалом шампанского и комплиментами очередному полотну. Ухо держите востро, Харпер. Но без авантюр. Просто светский репортаж. Вы меня поняли?
Вивиан кивнула, чувствуя, как досада сменяется новым приливом азарта. Грэм был прав. Прием у Трасдейла — это шанс. Шанс увидеть Рэндольфа, Сент-Джона, возможно, других игроков в этой грязной игре, понаблюдать за ними в неформальной обстановке, уловить случайное слово, взгляд, жест, которые могли бы пролить свет на тайну «Atlantic Cargo».
— Да, мистер Грэм. Я вас поняла, — ответила она уже более уверенно.
Вернувшись за свой стол, она тут же столкнулась с Дэшем, который, прислонившись к перегородке, с невозмутимым видом читал ее заметки вверх ногами.
— Ну что, Харпер? Намылилась на очередной подвиг во имя правды и справедливости? — лениво поинтересовался он, хотя в его серых глазах плясали знакомые тревожные искорки. — Куда на этот раз? В опиумный притон или на тайное собрание анархистов?
— Хуже, Уиттакер, — вздохнула Вивиан, убирая свои бумаги подальше от его любопытного взгляда. — На светский прием к Джонатану Трасдейлу. Писать о платьях и бриллиантах.
— К Трасдейлу? — Дэш удивленно присвистнул. — Ну и ну! Весь бомонд там будет. Рэндольф, Сент-Джон… Эти старые индюки наверняка не упустят случая блеснуть своим состоянием и связями. Отличная возможность, Харпер!
— Возможность для чего? Наступить на шлейф платья какой-нибудь герцогини или опрокинуть поднос с устрицами? — съязвила она, все еще раздраженная перспективой писать для светской хроники.
— Для наблюдения, разумеется! — Дэш понизил голос. — Где еще ты сможешь увидеть этих… господ в их естественной среде обитания? Послушать их разговоры, понаблюдать за их реакциями? Нет уж, Харпер, такое событие пропускать нельзя. И я иду с тобой.
— Что?! — Вивиан уставилась на него. — Уиттакер, это светский прием, а не портовая драка! Тебя туда никто не приглашал. И мистер Грэм поручил это мне…
— Во-первых, меня приглашали, — невозмутимо заявил Дэш, вынимая из кармана своего неизменного жилета слегка помятый пригласительный билет. — Миссис Трасдейл питает слабость к скандальным репортерам с ирландскими корнями. А во-вторых, — его голос стал жестче, — после того, что случилось, ты думаешь, я отпущу тебя одну в логово этих… змей? Ни за что. Кто-то должен присматривать, чтобы ты не наступила на хвост не тому дракону. Или чтобы какой-нибудь дракон не попытался утащить тебя в свою пещеру. Так что смирись, Харпер. Сегодня ты идешь на бал… со мной.
Его решительный тон не оставлял места для споров. Да и в глубине души Вивиан была рада, что он будет рядом. Мысль о встрече с Рэндольфом и особенно с Сент-Джоном после всего произошедшего вызывала у нее дрожь. Присутствие Дэша, его язвительность, его готовность в любой момент вступить в перепалку — все это придавало ей сил.
— Ладно, Уиттакер, — сдалась она. — Но веди себя прилично. И постарайся не пролить бренди на платье миссис Трасдейл.
— Постараюсь, Харпер. Но ничего не обещаю, — ухмыльнулся он.
ЧАСТЬ I ГЛАВА 19
ГЛАВА 19
Вечером, готовясь к приему, Вивиан долго стояла перед своим скромным гардеробом, перебирая немногие имевшиеся у нее вечерние наряды. Выбор был невелик. Платье из темно-зеленого шелка, которое она надевала на ужин к Рэндольфу, казалось неуместным — слишком много тяжелых воспоминаний было с ним связано, да и V-образный вырез был сейчас совершенно некстати. Ее пальцы непроизвольно коснулись шеи, где под высоким воротником дневного платья все еще скрывались уродливые багровые синяки. Сегодня вечером ей нужно было нечто иное — наряд, который не только скроет следы насилия, но и станет ее броней, позволит держаться с достоинством и не выдавать пережитого ужаса.
Ее взгляд остановился на платье, которое она надевала крайне редко, считая его, пожалуй, слишком строгим и драматичным для большинства светских раутов Бостона. Оно было сшито из тяжелого, шелкового атласа глубокого черного цвета — цвета безлунной ночи или темного омута, — ткани, которая, казалось, поглощала свет, а не отражала его, создавая ощущение загадочной глубины. Вся его сдержанная роскошь заключалась в безупречном крое и благородстве материала. Верхняя часть лифа и плечи были выполнены из тончайшего шантильского кружева, плавно переходящего в очень высокий стоячий воротник из более плотного материала, который надежно скрывал бы любые отметины. Длинные, узкие рукава также заканчивались манжетами из этого же невесомого кружева. Лиф мягко обрисовывал фигуру, переходя в гладкую юбку, которая струилась тяжелыми, благородными складками, образуя сзади небольшой, едва заметный шлейф. Никаких лишних украшений, лент или оборок — лишь строгость линий и глубина черного цвета.
Это не было платье юной дебютантки, порхающей по балам в облаке розовых или голубых рюшей. Оно было строгим, почти графичным, и Вивиан знала, что будет резко выделяться на фоне привычной пастельной гаммы бостонских гостиных. Но именно это ей и было нужно. Это платье было заявлением — о серьезности, о силе духа, о нежелании казаться жертвой. Оно было щитом и оружием одновременно.
Подождав пока горничная застегнет мелкие обтянутые шелком пуговички на спине и у воротника, она подошла к зеркалу. Эффект был поразительным. Бледная кожа, темные волосы, собранные в высокую пышную прическу, и яркие серо-зеленые глаза на этом фоне казались еще выразительнее. Черный цвет придавал ей строгость и загадочность, а высокий кружевной воротник не только скрывал синяки, но и подчеркивал точеную линию шеи и подбородка. Она выглядела элегантно, сдержанно, и, пожалуй, даже немного вызывающе в своей нетрадиционной для светского вечера простоте.
Она надела жемчужные серьги — помолвочный подарок ее отца матери — их мягкий блеск выгодно контрастировал с черным атласом. Горничная помогла ей надеть длинные черные перчатки и подала уже приготовленный и лежащий на пуфике маленький ридикюль из черного бархата на шелковом шнурке. Бросив на себя последний взгляд в зеркало, она увидела решительную молодую женщину, готовую к выходу в свет, — и к битве. Тревога все еще холодила сердце, но азарт расследования и упрямое желание докопаться до правды были сильнее. К тому же, рядом будет Дэш. А вместе они — сила.
Особняк Джонатана Трасдейла на Коммонвелт-авеню, построенный из того же темного, внушающего почтение гранита, что и дом сенатора Рэндольфа неподалеку, этим вечером сиял огнями, словно огромный, выброшенный на берег океанский лайнер, готовый принять на борт самых избранных пассажиров. Из распахнутых настежь дверей лился золотой свет, падая на мокрую от измороси брусчатку, где уже теснились прибывающие экипажи — от скромных наемных кэбов до роскошных частных ландо и новомодных, фыркающих паром автомобилей, из которых выходили дамы в сверкающих вечерних туалетах и джентльмены во фраках и цилиндрах. Музыка — легкие, кружащиеся звуки вальса, — смешиваясь с гулом голосов и приглушенным смехом, лилась из окон, обещая блеск и веселье.
Вивиан, поддерживаемая под локоть Дэшем, вошла в ярко освещенный вестибюль, на мгновение зажмурившись от блеска хрустальных люстр и обилия света после вечерней полутьмы улицы. Вестибюль, отделанный белым итальянским мрамором и украшенный высокими пальмами в кадках и зеркалами в золоченых рамах, уже был полон гостей. Воздух был теплым, почти душным, густо пропитанным смешанным ароматом дорогих духов — тяжелых, сладких, цветочных, пудровых, — запахом воска от сотен свечей, шампанского, которое уже разносили лакеи в ливреях, и едва уловимым, но настойчивым запахом денег и власти, который всегда витал на подобных сборищах.
— Ну что, Харпер, готова окунуться в аквариум с пираньями? — прошептал Дэш ей на ухо, оглядывая толпу с присущей ему ироничной усмешкой. Его собственный вечерний костюм, хоть и безупречно скроенный, сидел на нем с той небрежной элегантностью, которая выделяла его из толпы чопорных бостонских джентльменов, а растрепанные светлые волосы и насмешливый блеск серых глаз выдавали в нем постороннего наблюдателя, попавшего на чужой праздник жизни. — Главное — не кормить их с руки и держаться подальше от слишком зубастых особей.