К этому присоединяется еще то, что также индийский Кришна, который в качестве спасителя, победителя дракона и «распятого», во многих отношениях так похож на Иисуса, как одно яйцо на другое, этот Кришна, будто бы, пред своей смертью предсказал, что чрез 36 лет наступит четвертый мировой период, Калиюга, железный век, когда люди будут столь же злы, сколь и несчастны. Далее, для иудеев 70 год, когда был взят Иерусалим и разрушена национальная святыня этого народа и центральный пункт его веры — храм, был поворотным пунктом мировой истории. Это был год великого мирового суда над иудеями, как предсказал Исайя, и на близость которого заранее, будто бы, указал Иисус. Если отсчитывать назад, то это дает также 34 год, как дату смерти Иисуса, и это согласуется с тем взглядом, по которому, евангелия, в их современном виде, сложились только в течение первой четверти второго века, в это смутное время начинающегося разлада между иудеями и христианами, как это в таких ярких красках описал Люблинский.
Пусть все это правильно или нет, — во всяком случае, у нас нет надежной даты для смерти спасителя, и все попытки хоть как-нибудь согласовать противоречащие друг другу данные оказываются безнадежными. Однако, вышеприведенные факты позволяют догадываться, почему, когда приступили к превращению в историю мифа о рабе божием, отнесли его смерть приблизительно к 30 году нашей эры. Может быть, жизнь Иисуса давно уже рассказывалась вообще не в смысле истории с ее более точными хронологическими указаниями, может быть, первоначально она была чисто - астральной, как это думает Немоевский. Мы можем только повторить, что в хронологическом отношении нет никакой необходимости принимать всерьез, якобы, исторические евангельские даты. Это — прискорбно для тех, кто изображает так называемую историю новозаветной эпохи. Ведь, эти историки черпают свой материал по большей части только из данных евангелий. Однако, пора бы, наконец, хоть раз прислушаться и к голосам еврейских ученых, которые утверждают, что, в действительности, положение вещей не первого, а второго века определило историческую рамку евангельской истории в ее деталях. Гностические секты, из которых вышло христианство, первоначально знали только астрального Иисуса, мифическая «история» которого питалась из пророческих мест, из Исайи, из 21 псалма, равно как и из Премудрости Соломона. В этом отношении они не так уж далеко ушли от фарисеев, «веровавших в судьбу», о чем мы узнаем из Иосифа Флавия и из талмуда, и имевших склонность к астрологическим идеям.
Когда же, после разрушения Иерусалима, фарисеи стали избегать всех подобного рода умозрений и стали придерживаться исключительно закона, — больше того: даже бороться с астрально-мифологической фантастикой, когда новая религия стала проникать в более широкие круги, которые не понимали астрального смысла мифа о Христе и этот миф считали действительной историей, — только тогда мало-помалу стали утрачивать знание астральных связей и начали отыскивать точки соприкосновения для истории Иисуса в ходе самих мировых событий. Гностики же второго века в принципе даже еще и тогда оставались верными астральному характеру истории спасителя, и, может быть, отзвуком поднимающейся борьбы против фарисейского стремления сузить и сделать односторонним религиозное воззрение, борьбы, поднятой «посвященными» в «таинства» астрального понимания, являются слова, брошенные Иисусом по адресу законников: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения (гносис): сами не вошли, и входящим воспрепятствовали» (Лука, 11, 52).