Надо его спрашивать, к хорошему или к худому (Новгородская обл., Старорусский район, Хорошево, 1990).
№ 89. А вот, бывало, ночевали с братом на сене, не пьяные были, не. Ну вот, он уснул, мы с ним разговаривали, я слышу, он засыпает, ну, думаю, сейчас и я спать буду. Вдруг чувствую, все прямо сотрясло, ну ходит надо мной все. Вдруг сверху навалилось что-то, и не знаю, прямо давит, сильно. И ни рукой, ни ногой не двину. Я его матом, все перебрал, да не берет ничто, давит. Ну, може, и тут что сдавило, не знаю (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 90. Домовой, да, на хозяина похож, появляется только ночью. Я видела своего деда, он не родной, моего отца дядька, жил с нами. Он уже не живой. Ночью в шубе ходил. Забоялась я, мама тоже его боялась, а говорила, что, мол, это неправда.
Домовой разный. Одни, бывает, тоже плохо делают. Вот одна мне говорила. Купила корову, домой привела. Войдешь во двор, так говори: «Новый домовой, возьми мою коровушку, доченьку, ухаживай, углаживай за ей, корми, береги, ото всех бед стереги ее». А, бывает, придешь, а она будто вся облитая, он ее всю ночь гоняет, выживает с двора.
А дома, пришла раз с вечерки, с работы, поужинала. Спали дети уже. И забралась я на печку спать, а плохо, что не разделась, нельзя, домовой приснится. Я забралась и вся легла, как была, и чулки надо было снять, нельзя в чулках спать. И вдруг дверь стукнула, кто-то вошел. Он за ноги меня забрал, за ети чулки, и вдруг как сильно навалился, сдавил, и мне не крикнуть. И решила молитву творить, стала читать, стало ето все отходить. Он, слышу, спустился и потопал к двери, дверь хлоп, и пошел он за дверь. А мама и говорит мне: «Значит, он тебя с дому выживает, куда-то ты уйдешь». И уже через год я вышла замуж. Один раз всего приходил, больше не видела его. А бывает, и задушит, и до смерти может (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 91. Есть хозяева. Я помню, одна была — себя видела. Села на печке, прялкой пряду. В желтом платке — золовка привезла — белой кофте. Пряду. Вижу — сама иду! Идет мимо, тем заулком [показывает] — туда [показывает]. Ну прямо сама иду. В желтом платке, белой кофте. Жуть взяла. Я лампу погасила, на печке в одеяло с головой завернулась — не знаю, как и ночь перекоротала.
Невидимая сила какая есть (Вологодская обл., Белозерский район, Акинино, 1988).
№ 92. Лет восьменадцать назад было. Дед на ферме дежурил. Дочка младша училась. Ю отправили в Пудож картошки обирать. Работа была тяжела. Я все расстраивалась про нее. Рядом нас дом стоял, пьяницы там жили. На окны у них пилька[72] горела. Я боялась, как бы дом не сожгали. Все по окнам ходила и глядела. В четвертом часу собралась лечь на кровать. А мне-ка врачи не велели ложиться на левый бок, а я думаю, дай лягу, и легла. В ногах в одеяле вдруг ком. Я ногой отпихнула, думала, кот Барс. А ён на грудь прыгнул, хрыпит да душить меня. Мне принаумилось: это гнётушка[73] гнетёт. А перед чем? Мни-ка вдруг показалось — с-под кровати голос: «Перед смертью». И ком пал на пол. Тут я чинно[74] испугалась. Вся либандаю [дрожу, трясусь]. Ён мне на руку лёг, рука стала трястись. После того случая я начала болеть. Когда четвертай час, дак не сплю. Говорят, в ночное время не надо по окнам смотреть. Сказывают, что это домовой (Карелия, Медвежьегорский район, 1979).
№ 93. Меня домовой-то раз выдавил. Он вот так навалится, и ты не можешь дохнуть, не можешь пальцем пошевелить. Вот говорят некоторые, он трогает. Он иногда бывает, если голое, голый, как человек, это к плохому давит, а если мохнатенький, как кошечка, это к хорошему давит. А я-то... Он меня давил, давно это было, навалился, я дохнуть не могу ничего, ан, слышу, говорит: «Вот как тебе будет тяжело жить, вот как будет тяжело» (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
№ 94. Мартос какой-то синяки выкусыват. Ежели на заднице выкусит, нигде больше нету, это не к добру. Нигде не вережалась[75], чтоб синило [синяк]. Мартос, конечно. Ежели пятно от себя, это к худу. Въедат меня мартос. Можно, ето и есть дедушко. Не знаю. Дедушко, говорили, выкусыват (Архангельская обл., Мезенский район, Лампожня, 1986).
№ 95. Мардос выкусал, если к себе, то к неприятности, а от себя, то к добру. Говорят, что домовой выкусал. Какой синило появится, говорят, дедушка-домовеюшко кусал. И не чувствуешь, и не больно. Мартос это. Я легла как-то, и надавило на меня, и вижу: ручонка тоненька-тоненька. А оказывается, надо было попроситься у дедушки, когда ложилась (Архангельская обл., Мезенский район, Закокурье, 1986).
№ 96. У деда вот, конь был белый, а домовой, уж коли скотину полюбит, так все ей сделает, а уж коли не полюбит, так изведет. Так вот конь-то был белый. Бывало, придет дед в конюшню, а у коня сено положено. «Бать-те, — говорит, — ты ложил?» — «Не, — говорит, — не я». А другой раз и коса у коня заплетена. Спрятался дед, смотрит, человек-то будто высокий такой, да и подошел к коню-то, сена ему положил и косу заплел. Вот дед пришел домой и сказал, что домовой сено кладет (Новгородская обл., Старорусский район, Виджа, 1990).
73
Гнетушка — одно из наименований домового, который наваливается на спящего человека, гнетет, давит