Когда-то родильница в бане мылась с ребенком и напросилась: «Банная староста, пусти меня в байну, пусти помыться и сохрани». Вот байники идут и нацали ее давить. А банная староста говорит: «Зацем давите, она ведь напросилась, идите в другую баню, там не напросились». В другой байне банники кого-то и задавили. А одна воду не оставила, ни капли. Ей банная староста и привиделась во сне. «Зацем, — говорит, — воду ни капли не оставила, у меня ведь тоже дети есь» (Коми, Усть-Цилемский район, Пачгино, 1985).
№ 193. А вот еще, я как-то в баню пошел в субботу, пьяный пришел и пошел туда. Баба уже вымылась, а я един там. Ну, лег там и заснул, прямо голый. Потом просыпаюсь, дергает кто-то. Ну, слез, хочу выйти, а не дают, не пускают. И стали кидать, дергать, а с бани не пускают. Ну, стал я бабу кричать, чтоб пришла. Она прибежала, сунула мне руку, так я схватил да и выскочил, да и побежал домой, прямо по снегу голый (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 194. А вот в бане есь свой, то уж не домовой, а байник, хозяин бани он, там живет, тоже безобразит, говорят. Вот слыхивала, затопили баню, стали воду носить. Сколько ни носят, принесут, нальют, вроде много. Пойдут еще, ан, а воды опять нет, будто выливает кто. И так раз пять носили, потом догадались; банный хозяин, видать, не хотел, чтоб сегодня мылись. Так оно и было. Той день праздник был какой-то, так ведь в праздник мыться нельзя. Ну, что делать, и не стали мыться, так и ушли, и баню-то зря топили. А вот тоже одна рассказывала. Муж ейный мылся в бане, и она следом за ним пришла, разделась, пошла туда. Он-то оделся и ушел, а она выходит, глядь, а одежды и нет. Ну, думает, мужик мой пошутил, сейчас, видать, принесет. Ждет, все нет. Уж ночь почти. Вдруг идет кто-то. Входит муж, смотрит на нее. «Ты что, черт старый, глумиться[103] надо мной надумал! Куды дел одежку мою?» Так и кричали. Сходил он домой, принес ей другое. Утром пошла она туды, в баню, а одежка на лавке лежит, где и свечеру была. Вот как он шутит над людями. Смех да и только (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 195. Говорили, старуху в бане банники в бочку пустую затолкали, живая еле осталась, да (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 196. В бане обдериха, обдериха, говорят. Это все тоже пугали. Волосами-то завесилась, зубы-то длинны, глаза-то широки. Это все пугали. Не ходи поздно в баню, обдериха задерет. Она живет не в чистой силы, а баня-то хоромина погана, так там уж нету икон (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Веркола, 1984).
№ 197. Обдериха-то как кошка в байне появляется. Говорят, как первый раз ребенка в бане вымоешь, так обдериха завяжется[104]. Нельзя по одному в баню ходить.
Родит женка, с ребенком в бане мылась, так кладет камешок и иконку, а то обдериха обменит, и унесет, и унесет и не найдется. А вместо ребенка окажется голик. А бывает, что и ребенок окажется, но он не такой, как все настоящие. Он всем лошадям и коровам заглядывает под задницу, да руку по локоть в рот запихивает. До пятнадцати лет живет, а потом куда-то девается (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).
№ 198. Баня погана, там и обдериха должна быть, икон там-от нет. Обдериха может человека задрать.
В баню две девки побежали и в бане хохотали. И вдруг конина голова. И-и-и... И не мылись! Они домой! А голова и укатилась. А батька пошел и ничего не видел.
В двенадцать часов в баню ходить нельзя, обдериха задерё. Если ребенка оставишь одного в бане, бестолковый будет. Обменили как-то в бане ребенка, обдериха, наверно. Мати оставила, за чем-то убежала, его и обменили. Говорили ей, брось его через порог, обменится обратно, дак пожалела его, не бросила. Дак глупый был (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Лавела, 1985).
№ 199. Обдериха-то, в новой бани нет ее. Пока невесту не сводят, нету обдерихи. А как невесту заведут, дак заходит. Раньше еще как говорили: если рожаница не сходила в баню, то и обдерихи нет, а если пошла, ну роженица, родит и мыться пойдет, и там потом обдерихи.
Дак вот в байну велено бояться ходить.
Тоже старинный случай. Вот запохвас[105] какой-то мужик ходил в баню в Новый год. Озорко[106], ну, опасно[107] ходить. Так его коверкали, его загнуло в дугу. «Луку гну в дугу» — вроде как крицало-то.
У матенки байна была, да, видно, не у места. Дак как 12 часов, в байне огонь, да хвощутся. Их не видно, а слышут: хвощутся, веники-то шумят. Людно порато, это обдерихи, не одна, а все семейство, все нечиста сила, видно. Это баня-та не у места, скажут.
Моего отца в байны-то выпутало. Байня не рано была, в семь часов. Отец говорит: «Я наперед пойду один, я не боюсь». Брат Матвей говорит: «Я, Калина, к тебе приду». Пришел отец, а Матвей уж там сидит, намылился. «Опередил я тебя», — говорит. А отец обернулся, а скамейка суха, нет никого. Он выскочил взапятки[108], рубаху на леву сторону одел. А это он еще сказал, не боюсь ничего, а похвальное слово ни Бог, ни черт не любят (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Гора, 1985).