— Ты куда собрался?
— Это ты приказал спасти меня? — вырвалось у Рафаэля, стоило только ему встретиться взглядами с подоспевшим Гилбертом. — Я не слабак, справился бы!
— Более чем уверен, что все великаны Киллиана об этом знают.
Гилберт собрал руки на груди и сжал губы, напряжённо смотря на улицу, по которой тащились демоны. Если у кого и получалось учуять столько людей, спрятавшихся за защитными сигилами, то пробраться внутрь уже не выходило. На стекле, и без того грязном, оставались чёрные отпечатки и никогда — красные. Демоны предпринимали попытку, влекомые запахом свежей крови, но, обжёгшись о магию лишь раз, тут же бросали это дело и возвращались в нестройные ряди.
— Тогда зачем затащили сюда?
— Дикая Охота спустилась с небес, и всё полетело к чертям. Что-то случилось в зале Истины, — нервно стуча пальцами по предплечью, тихо ответил Гилберт. — Людей просто опасно отправлять туда, ничего не зная. Стефан сказал, что со всем разберётся, но…
— Твари-то стягиваются на пляж, — перебил Рафаэль, сощурившись. — Не к залу Истины.
— Ты вообще знаешь, где именно находится зал Истины?
Рафаэль вспыхнул, возмущённый его тоном, но заставил себя ответить:
— Нет, не знаю. Он же как будто и вовсе не здесь, да? Перемещается или что-то такое.
— Сложная магия, — пробормотал себе под нос Гилберт. — Шерая понимает её лучше, но одно мы все знаем: нельзя попасть в зал Истины, просто зная, где он находится.
— Потому что никто на самом деле не знает, где он находится.
— А Катон как-то ворвался. Возможно, как раз оттуда, с пляжа. Нашёл место, где пересекаются магия и хаос, где пространство искривлено, и заставил его исказиться ещё сильнее, чтобы кратчайшим путём добраться до зала Истины.
Один из ноктисов, ткнувшись полусгнившей мордой в стекло прямо напротив Рафаэля, раззявил пасть с чёрными, изъеденными ядом зубами. Он поморщился, но испуга, вопреки ожиданию, не ощутил. Если Гилберт стоит так спокойно, значит, верит, что барьеры не пропустят тварей. По крайней мере, какое-то время.
— Мне, конечно, очень хочется оторвать Катону голову, — продолжил Рафаэль, невольно проводив ушедшего ноктиса внимательным взглядом, — но если его нет здесь…
— Может, и есть, — чересчур резко перебил Гилберт, искоса поглядев на него. — Мы понятия не имеем. От Стефана нет вестей, никто из зала Истины с нами не связывался. Маги, следившие за пляжем, говорят, что вообще ничего не чувствуют. Они не знают, там ли сальваторы и где Ситри. Никто ничего не знает.
— Ну, я-то знаю, что могу выяснить, куда идут твари.
Гилберт повернулся к нему лицом, будто хотел нависнуть сверху, чтобы задавить авторитетом и отбить желание спорить, но остановился: моргнул, на секунду растерявшись, и тут же ущипнул себя за переносицу, раздражённо вздыхая. За правым рукавом задранной чёрной куртки показалась повязка, плотно обвившая запястье, и несколько капель синей крови.
Рафаэль пригляделся повнимательнее: у волос с левой стороны ещё виднелось наспех стёртое пятно, несколько прядей слиплись от крови и пота. Гилберт сильнее опирался на левую ногу, а не стоял прямо, как показалось Рафаэлю изначально, и словно сгорбился.
Странно. Он что, настолько устал, что начал казаться ниже? Раньше Гилберт был выше на целую ладонь, а теперь куда-то пропало совсем немного разницы, будто тот весь сжался.
— Что тебе сказал Фортинбрас? — наконец произнёс Гилберт, причём таким сухим тоном, будто отдавал приказ. Смотрел, сощурившись, одновременно как на ребёнка, настойчиво лезущего под руку, и слугу, отказывающегося подчиняться. Рафаэль в отчет ничего не сказал, только упрямо сжал губы, смотря с вызовом, и Гилберт настойчиво повторил: — Не рискуй раньше времени. Твои тени нам ещё могут понадобиться.
— Именно поэтому я должен узнать, что с тварями. Мои тени увидят и услышат столько, сколько смогут, но если я буду рядом…
— Рискуешь, — сквозь зубы сказал Гилберт.
— Все рискуют. Чем я ценнее, чтобы беречь меня?
Гилберт как-то странно посмотрел на него: не так, будто впервые увидел или же разглядел что-то новое. Рафаэль понятия не имел, что означал его взгляд, не мог даже представить, но под ним стало неуютно. Глаза точно такие же, как у Фортинбраса, одновременно чужие и незнакомые, пробирали до дрожи.