— Владимир Всеволодович? Вы ли это?
Я повернулся и пожал руку Аркадию Дубовицкому.
— Приветствую. Как живётся при новом градоправителе?
— Не хуже, чем при старом, — уклончиво ответил Дубовицкий. — А вы что же — вознамерились пройти в это заведение?
— Пытаюсь. Можете посодействовать?
— Разумеется. Это очень хороший клуб, членом которого я имею честь состоять. А значит, поручившись, могу привести с собой гостя. Демьян, пропускай.
— Прошу-с, — немедленно поклонился швейцар, засветившись от радости, что всё так хорошо разрулилось. Да я и сам обрадовался, чего уж.
Внутри у нас забрали верхнюю одежду и провели в зал. Отца Алёшеньки я нашёл взглядом немедленно. Он сидел у карточного стола и, злобно шевеля усами, таращился на свои карты. Двое его оппонентов показались мне знакомыми. Видел, наверное, в Благородном Собрании.
— Желаете, чтобы я вас представил Феоктисту Измайлову? — спросил Дубовицкий.
— Ага. Будьте любезны. Есть к нему разговор.
Мы подошли к столу.
— Феоктист Никанорович, — окликнул Дубовицкий. — Рад вас видеть в добром здравии!
— Взаимно, — каркнул в ответ Феоктист. Но даже головы не повернул, так был увлечён игрой. — Давненько вы не заходили.
— Да, откровенно говоря, и сейчас случайно заглянул… Вот, позвольте рекомендовать — мой добрый друг. Граф Давыдов, Владимир Всеволодович.
Тут Феоктист голову таки повернул и смерил меня взглядом.
— А-а-а, помню-помню. Приходил к моему недоделку.
Дубовицкий, видимо, почувствовал себя неудобно из-за этой фразы и вполголоса пояснил мне:
— У господина Измайлова есть некоторые конфликты с сыном…
— Бывает, чё. Ваш сын, Алексей Феоктистович, весьма славный парень. Мы с ним прекрасно поладили.
— С этим прощелыгой⁈ — Феоктист хохотнул, бросил карту на стол и забрал взятку. — Чёрта с два поверю, что с него может быть толк.
— Будет, — сказал я. — Нескоро, но мы над этим работаем. Сдвиги есть. А с вами потолковать с глазу на глаз можно? Есть разговор. Полагаю, вам будет интересно.
— Что ж, извольте. Прошу меня простить, господа, я ненадолго.
Измайлов кивнул двум другим игрокам и поднялся на ноги.
Мы с ним отошли к свободному карточному столу. Дубовицкому явно до смерти хотелось присутствовать при разговоре, но дворянское воспитание не позволило, за нами не пошёл. Рядом немедленно образовался лакей с подносом, на котором стояли графин и бокалы. Измайлов милостиво кивнул.
Лакей поставил бокалы на стол, наполнил. Собрался убегать, но я забрал с подноса графин. Объяснил:
— Чего ты бегать будешь туда-сюда? Этак в глазах зарябит. А налить я и сам могу.
Измайлов посмотрел на графин с уважением. Поднял бокал.
— Будем знакомы, Владимир Всеволодович!
— Ваше здоровье.
Мы выпили. Измайлов вопросительно посмотрел на меня.
— Вопрос у меня несколько неожиданный. Скажите, пожалуйста, как в вашем доме оказались подстаканники с гербом рода Давыдовых? Насколько понимаю, они принадлежали моему покойному дядюшке.
Измайлов уставился на меня с недоумением. Рассеянно проследил за тем, как я наполняю бокалы заново. Озадаченно проговорил:
— Не припомню, чтобы вы бывали у нас в доме…
— Правильно. Как вы можете помнить то, чего не было.
— А откуда же вы узнали, что они там?
— Цыганка нагадала. Сказала, что судьба моя связана с родовой реликвией, которую дядюшка упустил. Ваше здоровье! — я поднял бокал. Алёшу решил к этой теме не приплетать. Отношения с папашей у него и так не очень.
Измайлов тюкнул бокалом о мой и выпил. Пробормотал:
— Вот оно что. — Цыганка, как я и предполагал, вопросов не вызвала. Сомнений тоже. — Я, признаться, сам был изрядно удивлён. С покойным графом Давыдовым знаком не сказать, чтобы близко. Раскланивались, не более, да и было это давно. С тех пор, как старый граф удалился в своё имение, я его встречать-то не встречал. И вдруг получаю письмо. Дескать, чувствую себя неважно, полагаю, что дни мои сочтены. Не откажите принять в дар, на память о нашем добром знакомстве. И ящичек с печатью Давыдова, а в нём — подстаканники. Ну, я, конечно, принял — кто же откажет человеку, находящемуся на смертном одре? После интересовался здоровьем старика, собирался свечку поставить за упокой.
Я грустно покивал и налил ещё.
— Царство ему небесное.
Выпили, не чокаясь.
— Но свечку я тогда не поставил, — сказал Измайлов. Язык у него начал заплетаться.
— Почему? В продаже не было? Или церковь закрыли на учёт?