Стена ливня обрушилась на город. Но это не сломило моего боевого духа. Белая дутая куртка, словно облачко, черные ботинки и верный прозрачный зонт — и вот я уже не боялась ледяных брызг, готовая к решительному шагу.
Ради этой цели я не пожалела денег на такси: в такую рань автобусы наверняка будут забиты под завязку, а поездка на крыше с каждой остановкой не входила в мои планы. И вот я стою неподалеку от главных ворот, чувствуя, как холодные капли с зонта, предательски стекают на куртку, и наблюдаю, как черный Ford въезжает на парковку.
Она располагалась прямо напротив университета. Преподаватель припарковался, развернув машину лицом к зданию, и я уже могла видеть его недовольное выражение. Кажется, он даже выругался сквозь зубы, если я правильно прочитала по губам. Злорадная улыбка тронула мои губы.
Мужчина торопливо выскочил из машины, сжимая в руке черную кожаную сумку. Его тщательно уложенные волосы мгновенно намокли и покорно прилипли ко лбу. Без зонта он почти бегом бросился к спасительным дверям университета. Перебегая дорогу, он тщетно пытался укрыть голову под полой пальто, глядя под ноги. Я сделала пару шагов навстречу и едва не заставила преподавателя врезаться в меня, чуть не сбив с ног.
— Доброе утро, Марк Викторович, — с лучезарной улыбкой я смотрела на него снизу-вверх, пока он пытался понять, что происходит. Решив не терять ни секунды, я перешла в наступление. — Мне нужно с вами срочно поговорить.
Хватило минуты, чтобы пальто преподавателя промокло насквозь. Но он, видимо, решил, что его еще можно спасти, приблизился и встал ко мне под зонт, сократив дистанцию до минимума. Теперь я в замешательстве пыталась понять, что происходит, передавая инициативу сопернику.
— Благоволина, — со злостью он прошипел мою фамилию, переминаясь с ноги на ногу под жалким подобием зонта, который лишь отсрочивал неминуемое намокание. — Что такого стряслось, что об этом нужно разговаривать на улице в такую погоду?
Он попытался прошмыгнуть под защиту университетских стен, но я преградила путь, встав стеной и ловя в его взгляде растерянность.
— Поговорим о вашем профессионализме, — выпалила я, впиваясь в него серьезным взглядом и наблюдая, как зрачки его медленно расширяются. Он изучал мое лицо, словно карту незнакомой местности, а на скулах плясали желваки. Вблизи он казался еще суровее, чем за кафедрой. Никто из нас не собирался отступать. Каждый его шаг вперед натыкался на мою непреклонность, и я не смогла сдержать победную ухмылку. Он же стоял, чуть склонив голову набок, находясь на грани своего терпения.
— В мой кабинет! — прорычал он.
Его голос охрип — то ли от ярости, то ли от пронизывающего холода, но по моей коже на мгновение пробежали мурашки от этой мужской хрипотцы. Пока я наслаждалась мимолетным впечатлением, преподаватель уже скрылся в здании, оставив меня позади.
"Один из двух", — подумала я. В мужчинах я обожала две вещи, и это был мой маленький фетиш: голос и запах. Поставленный, четкий, с приятной хрипотцой и нотками грубости – именно таким был его голос, и это вызывало во мне странное волнение. Но сейчас не время для мечтаний. Встряхнув себя, я побежала следом за Марком Викторовичем, на ходу складывая зонт. Длинные ноги в черных брюках уверенно вышагивали по знакомому маршруту к ненавистной аудитории на третьем этаже. По пути, возле деканата, он коротко кивнул какому-то мужчине, вероятно, коллеге, и продолжил свой путь, а я семенила следом, пытаясь собраться с духом и не растерять остатки уверенности. Нельзя показывать слабину, иначе он, словно вампир, почует ее и воспользуется этим.
Добравшись до кабинета, он распахнул дверь и пропустил меня вперед, словно я пришла на его лекцию. Закрыв дверь, он прошел мимо меня к стулу и, сняв мокрое пальто, принялся вешать его на спинку. Я же продолжала стоять у его стола.
— Слушаю, Вероника, — бросил он, не оборачиваясь.
— Вы несправедливо поставили мне тройку за устный опрос, — начала я твердо. — Один из ваших вопросов не освещался на лекциях, и я могу это доказать.
Он медленно повернулся, а его бровь поползла наверх.
— И какой же вопрос мы не осветили?
— Вопрос о разработчике методики нейропсихологического исследования. Я могу предоставить лекции всех ребят из моей группы, и вы увидите: ни у кого нет записи на эту тему. Следовательно, вы не говорили об этом, — я скрестила руки на груди, торжествуя, и замерла, ожидая извинений.
На лице Марка Викторовича отразилось неподдельное удивление.
— Ты пришла сюда под дождем, чтобы оспорить оценку?
Он шагнул ко мне медленно и без слов, заставляя попятиться и упереться спиной о стол. Мужчина стоял в двух шагах. Промокшая рубашка облегала его тело, словно вторая кожа, вырисовывая рельеф мышц. В пальто я не чувствовала, но теперь меня обдало волной аромата —сладкая груша с терпкой мятой, смешанный с запахом дождя. Я судорожно глотнула воздух.
— Два из двух, — прошептала я, словно в трансе. Эта мысль оглушительно врезалась в сознание.
Он нахмурился.
— Что?
— Что? — переспросила я, когда зрение вновь обрело ясность.
— Я спрашиваю, что значит "два из двух"? Не совсем понял. — В его взгляде мелькнула тревога, будто он усомнился в моей адекватности.
— Ничего, — быстро сориентировалась я. — Два ваших промаха. Вопрос и… поведение.
Марк Викторович прищурился, явно поняв, что я что-то скрываю. В его глазах появилась опасная искра, а зрачки заметнее стали шире.
— Исправьте оценку, — строго сказала я.
Марк Викторович засунул руки в карманы брюк и продолжал сверлить меня взглядом. Под его пристальным взором становилось невыносимо. Сама мысль о том, что мы одни в пустой аудитории, давила на виски, заставляя нервничать.
Но спустя несколько томительных секунд, он устало выдохнул, словно выпустил сдерживаемый вздох, и наконец, выдавил из себя ответ.
— Не могу. Оценка стоит ручкой в журнале.
На удивление, в его голосе не было привычной холодной отстраненности. Он звучал устало. Даже почти… по-человечески. Я вдруг увидела перед собой не строгого преподавателя, а мужчину – мокрого, уставшего и немного нервного.
Он был подавлен, и почему-то на долю секунды мне безумно захотелось сделать шаг вперед, сократить эту мучительную дистанцию, но, конечно же, я не могла. Я просто стояла, словно зачарованная, и смотрела на этого сломленного мужчину, уже совершенно позабыв о никчемной тройке, пока его голос снова не вырвал меня из оцепенения.
— Но ты права, этот вопрос мы должны разобрать сегодня. Твой балл, можно перекрыть другим. Авансом.
Я удивленно хлопнула ресницами, словно просыпаясь.
— И каким же?
— Тем, который ты заслуживаешь, — мужчина с этими словами резко опустился в кресло за своим массивным столом и принялся перебирать какие-то бумаги. — Можешь идти, — бросил он сухим, отстраненным голосом, не поднимая на меня глаз.
Я медленно побрела к двери, готовая уже покинуть этот внезапно ставший холодным кабинет, когда он вдруг произнес:
— Вероника… надеюсь, это не очередная попытка со мной сблизиться, — его голос снова стал колким и язвительным. Он сидел, не отрывая взгляда от меня, и смотрел с издевкой. Во мне снова вспыхнула ярость.
— Что вы, Марк Викторович… Нужно быть сумасшедшей, чтобы захотеть узнавать вас ближе. А мы, к счастью, не в психушке, — с этими словами я самодовольно усмехнулась и покинула кабинет, понимая, что мне снова придется здесь оказаться спустя две пары.
Пока я спускалась на первый этаж, где должна была проходить моя первая пара, сердце колотилось как бешеное. Он совсем невыносим, и, кажется, его мнимая мысль, что я за ним бегаю, доставляет ему огромное удовольствие и тешит самолюбие. Я бы с большим удовольствием перестала посещать его лекции, но бегством ничего не решить. Я просто сяду на галерке, буду смотреть сквозь него, как через стекло. Лиля была права, постараюсь просто избегать его и не контактировать с ним.