Внутри что-то сжалось. Я уже украл у неё один поцелуй сегодня — и не имел права брать второй, если она не готова. Я не мог снова давить, не мог заставить. Поэтому я остановился, задержался на том расстоянии, где её дыхание всё ещё касалось моей кожи, и медленно отстранился. В её глазах мелькнуло что-то — облегчение или разочарование, я не разобрал. Но я знал одно: я хочу, чтобы она сама этого захотела.
— Поехали отсюда, — сказал я, осторожно беря ее за руку и ведя к бару.
По пути к выходу я забрал бумажный коричневый пакет, который передал мне мой знакомый, и мы с Вероникой покинули паб.
Эта ночь ещё ничего не объясняла, и нам нужно было многое обсудить и решить, но она наконец была наша.
Глава 40
Вероника
Я сдалась.
Да, глупое, слабое женское сердце не выдержало того стремительного, дерзкого порыва, с которым он вдруг поцеловал меня. Сдалась не потому, что я была наивной девчонкой, не потому, что он вновь сумел обмануть или убедить меня красивыми словами, — а потому, что в тот миг, когда его губы коснулись моих, а сильные руки прижали меня так крепко, будто он боялся, что я растворюсь в воздухе, я поняла: иначе я не могу. Логика отчаянно кричала, что всё повторится, что он снова исчезнет, оставив меня в пустоте, как это уже было, — но сердце тихо, упрямо шептало, что он здесь, рядом, и это единственная правда, которая имеет значение.
Мне было девятнадцать, и, наверное, в этом возрасте чертовски привлекательный мужчина, который старше тебя, с этим опасным блеском в глазах и хищной уверенностью в каждом движении, способен разорвать на части любую попытку сопротивляться. Он притягивал меня так же, как звезды тянут к себе взгляд — очарованием, силой, тайной. И, что бы я себе ни твердила, я всё ещё хотела услышать от него ответы на свои вопросы, всё ещё жаждала понять, кем он является на самом деле.
Мы мчались по ночной трассе, и каждый поворот дороги, каждая вспышка фар, отражавшаяся на чёрном асфальте, словно стирала очередной слой той стены, что я так упорно возводила между нами. Окно было приоткрыто, ветер врывался в салон, подхватывал пряди моих волос, смешивался с густым басом музыки, гремящей из динамиков, а сердце отбивало ритм в такт мелодии.
Я украдкой смотрела на него — на его профиль, освещённый мерцающими неоновыми отблесками дорожных указателей, на пальцы, уверенно обхватывающие руль, на губы, которые только что отняли у меня способность мыслить. И, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном, ненависть не способна заставить кожу дрожать от желания снова прикоснуться, а сердце — биться так, будто оно вырывается из груди.
Трасса петляла, уводя нас всё дальше от города. Фонари мелькали всё реже. Небо становилось плотнее и темнее, а звёзды — крупнее и ближе. Я прикрыла глаза, позволив ветру и скорости смыть последние остатки сомнений.
И буквально через несколько минут до меня донесся знакомый запах: соленый, свежий, как глоток жизни. Он заставил меня резко распахнуть глаза.
— О Боже… — прошептала я.
Мы приближались к морю. Вдоль берега горели костры, у которых сидели компании, играла гитара, звучал смех. Возле припаркованных машин люди обнимались, кто-то танцевал босиком на песке, а в воздухе витал запах соли, дыма и жареного мяса. Волны, блестя под луной, перекатывались к самой кромке берега, разбиваясь о камни с тихим шёпотом, и казалось, что всё вокруг наполнено какой-то тёплой, почти сказочной жизнью, мимо которой мы проскальзываем, как в кадре ночного фильма.
К моему удивлению, мы не остановились где-то рядом с ними, а продолжали уезжать всё дальше, но также параллельно с морем. Постепенно огни и люди остались позади. Машина свернула на узкую прибрежную дорогу, скрытую между дюнами, и перед нами открылся пляж, будто спрятанный от чужих глаз. Марк заглушил двигатель.
Абсолютная тишина окутала нас, нарушаемая лишь мягким, равномерным дыханием моря. Машина остановилась в нескольких метрах от линии прибоя, на краю узкой полосы белого песка, которого здесь было заметно меньше, чем на шумных городских пляжах. Песок тянулся вдоль берега ровной, чистой лентой, нетронутой чужими следами, и лишь вдалеке его поверхность слегка темнела от влаги, куда накатывали волны. Лунный серп, окружённый россыпью звёзд, отражался в воде, рисуя серебристую дорожку, уходящую в самую глубину ночи. Белизна песка в холодном свете луны сияла мягко и приглушённо, будто сама хранила тишину этого места. Хотелось ступить босиком, почувствовать, как прохладные зёрна скользят между пальцев.
Я снова перевела взгляд на Марка — он едва заметно кивнул, и в этом движении было что-то тихо одобряющее, почти интимное. Я нагнулась, медленно расстегнула ремешки босоножек прямо в машине и, оставив их на коврике, вышла наружу. Песок сразу обхватил мои босые ступни — мягкий, прохладный, живой, он будто принял меня в свои ладони. Я сделала несколько шагов вперёд, к самой кромке воды, ощущая, как ветер нежно треплет мои волосы, а солёные брызги, сорвавшиеся с гребня волны, едва касаются кожи, оставляя прохладные поцелуи.
Позади раздался глухой хлопок багажника. Я обернулась и увидела, как Марк достал большой клетчатый плед, легко встряхнул его и расстелил на песке неподалёку от меня. Затем он вернулся к машине, опустил стекло со стороны водителя, чтобы радио, которое продолжало играть, доходило до нас. Из динамиков зазвучала тихая, тёплая мелодия — как шёпот, от которого внутри разливается тепло. Я почувствовала, как по спине пробежала дрожь, не только от ночного ветра, но и от неожиданно яркой, почти дерзкой мысли, родившейся в голове.
В этот момент он подошёл ближе и встал за моей спиной, так близко, что я ощутила его дыхание у виска.
— Тебе нравится? — тихо спросил он, не касаясь меня, просто стоя позади.
— Очень… — выдохнула я, чувствуя, как тело само покрывается мурашками. — Мой отец часто возил меня на море, но даже ночью все пляжи были переполнены людьми, а здесь… — я огляделась вокруг. — Как ты нашёл это место?
Он слегка усмехнулся и, прищурив глаза, а затем смотря куда-то вдаль, начал свой рассказ.
— Когда я был студентом, как ты, — в его голосе прозвучала тёплая нота воспоминаний, — мы с друзьями отмечали… да чёрт его знает, что именно. В то время поводы для праздника сами нас находили. Приехали на пляж в самый разгар лета, и там было столько людей, что яблоку негде упасть. Мы бродили вдоль моря, пока вдруг не пошёл дождь. Прятаться было негде, да нам и не хотелось — мы ждали его так долго, что радовались, как дети. Просто бежали. Бежали, пока не наткнулись на это место. Видишь вон там, дальше, тёмный силуэт?
— Да, — кивнула я.
В нескольких десятках метров виднелось что-то чёрное, расплывчатое в лунном свете, словно куча камней.
— Когда-то это был рыбацкий домик. Мы забились туда всей компанией, и он укрыл нас от ливня. Но в прошлом году ураган снёс его почти полностью — он и так был старый, никому не нужный. — Его голос стал тише, и в нём появилось что-то задумчивое.
Я слушала его и невольно пыталась представить, каким он был тогда — озорным, беспечным, в непривычной для меня одежде, далёкий от образа строгого преподавателя, каким я знала его сейчас.
— Ты замёрзла? — спросил он, видимо почувствовав, как я дрожу.
— Нет, — я повернулась к нему лицом, и он смог увидеть, что в моих глазах нет ни капли лжи.
Мне действительно не было холодно. Наоборот, внутри всё пылало, и этот огонь разгорался с каждым его взглядом, каждым прикосновением. Мурашки бежали не от ветра — они появлялись от осознания, что он рядом, такой близкий, такой запретный, мой преподаватель… и причина всех моих перепутанных чувств.
Он будто уловил мои мысли.
— Не хочу, чтобы между нами снова были недомолвки, — тихо произнёс Марк, глядя прямо в мои глаза. — Я расскажу тебе всё, что ты захочешь знать… и сделаю всё, чтобы заслужить твоё прощение и доверие.