Все ждали. Марк ждал. Он не двигался, давая мне последний и самый важный выбор в нашей жизни.
И я его сделала.
Как только первые струны проигрыша коснулись воздуха, я закинула руку ему на шею и, подтянувшись к нему, прижалась губами к его губам. Это был не поцелуй — это был акт отчаяния, доверия, прощения и вызова, брошенного самой себе.
Страстно, неистово, без тени стеснения, я целовала его, словно пыталась за один миг передать всё, что копилось все эти долгие дни.
Вокруг нас на секунду воцарилась тишина, а затем толпа взорвалась аплодисментами, свистом, одобрительными криками. Это был не просто шум — это был ликующий гром, салют в честь нашего нового начала.
Марк, спустя несколько секунд ошеломлённой неподвижности, словно ожил. Его руки нежно коснулись моего лица и с лёгким порывом притянули к своим губам. Он начал отвечать — так же отчаянно, так же жадно, с той же громадной, невысказанной болью и тоской, что жила и в моём сердце.
Мы целовались под оглушительные аплодисменты незнакомцев, под финальные аккорды песни о перерождении. И тут случилось то, что сделало этот момент по-настоящему волшебным. С самого потолка, из скрытых конфети-пушек, внезапно посыпались тысячи серебристых прямоугольников из тончайшей фольги. Они кружились в воздухе, подобно металлическому дождю, отражая мириады разноцветных неоновых лучей и вспышек софитов.
Каждый блестящий прямоугольник, падая, превращался в крошечное зеркальце, умножая и без того ослепительное сияние момента. Казалось, сама вселенная подхватила наш порыв и осыпала нас звёздной пылью.
И это было... волшебно.
Я оторвалась от его губ, запрокинула голову и засмеялась, и этот смех рвался из самой глубины души — лёгкий, освобождённый, настоящий. И Марк поддержал меня, с нескрываемым удивлением он также смотрел по сторонам, держа меня в своих крепких руках и улыбаясь. А вокруг... Вокруг творилось что-то невероятное. Люди не просто аплодировали — они сияли, улыбались, кричали что-то одобрительное, и их восторг был таким же искренним, как и мой. Краем глаза я заметила, как парочка неподалёку, вдохновлённая нами, тоже поцеловалась, а потом ещё одна и еще одна. Это было заразно, это было прекрасно — словно наше личное счастье разлилось по всему клубу, задевая всех.
И тогда я увидела их. Лиля стояла чуть поодаль, и её лицо расплылось в самой широкой и счастливой улыбке, какую я только видела. Она поймала мой взгляд и твёрдо, одобрительно кивнула, словно говорила: «Да. Именно так. Ты всё сделала правильно».
А рядом Даня... мой всегда невозмутимый Даня... вытирал тыльной стороной ладони предательские слёзы, катящиеся по его щекам. Но он не прятал их — он улыбался своей самой доброй, самой радостной улыбкой, и в его взгляде читалось столько любви и поддержки, что у меня снова перехватило дыхание.
Я снова обняла Марка, прижалась к его груди, слушая знакомый стук его сердца, и подумала: как же мне повезло со всем этим. С ними. С ним. И я не хочу, чтобы это разрушилось…
Не хочу.
Глава 48
Марк
Музыка звучала где-то позади, как будто она стала лишь фоном для нашего дыхания. Всё остальное просто перестало существовать. Остались только её губы — мягкие, тёплые, такие желанные, что каждый миг этого поцелуя обжигал меня сильнее любого огня.
Я ждал этого слишком долго. Каждый день, проведённый без неё, был пыткой. Я привык носить маску, быть холодным, сдержанным, собранным… но внутри всё это время меня разрывало на части от тоски. Я ловил себя на том, что ищу её взгляд в толпе, что в каждом смехе девушек слышу отголосок её голоса, и ненавидел себя за это бессилие.
И вот она здесь. Настоящая. Моя.
Я сжал её крепче за талию, будто боялся, что стоит отпустить — и она снова исчезнет. Вкус её губ смешался с горечью воспоминаний: бессонные ночи, пустая квартира, сменяющийся алкоголь в руках, застывший экран телефона, где я всё ждал сообщения от неё… Я скучал до боли, до безумия, до того самого момента, когда сам себе переставал верить. А теперь она в моих руках. И этот поцелуй — как дыхание после долгого утопления, как жизнь, вернувшаяся в грудь.
Я не мог остановиться. Внутри всё дрожало от переполняющих чувств: жадность, нежность, страх, восторг. Всё смешалось. Я целовал её, и в каждой секунде был весь я — со своей болью, скукой, жаждой и любовью.
«Боже… Ника…», — только и смог прошептать я между поцелуями, прижимая её ближе к себе, будто растворяясь в ней под эти звуки музыки, что теперь стали нашим общим ритмом. Я едва отрывался от её губ, чтобы перевести дух. Моё сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть и остаться у неё в груди.
— Хочешь... сбежать отсюда? Прямо сейчас.
Я почувствовал, как она улыбнулась в поцелуе, и это было всё, что мне нужно было знать. Взяв её за руку, я начал прокладывать путь через толпу, которая всё ещё аплодировала и улыбалась нам. Музыка сменилась на что-то быстрое и ритмичное, но для нас она уже стала просто шумом.
Мы почти достигли выхода, как вдруг перед нами возник Ярик. Он стоял, прислонившись к стене плечом, засунув руки в карманы, с самой довольной ухмылкой на лице.
— Красиво получилось, — кивнул он на серебристые блёстки, всё ещё медленно оседающие вокруг. — Словно всё было подстроено.
Я не мог не ухмыльнуться, чувствуя, как напряжение наконец-то покидает мои плечи. В целом, он был прав. Если бы Сизова не отправила мне текст, в котором большими буквами было написано «КЛУБ BOGEMA, РОВНО В 00:00, ЭТО СРОЧНО», всего бы этого не случилось, но я рад, что её подруга взяла на себя обязанности купидона, ведь вышло действительно как в фильме.
— Вероника, это Ярослав. Мой... назовём его голос разума, который иногда оказывается прав. Ярик, это Вероника.
Друг сделал небольшой, почти театральный поклон.
— Очень рад наконец познакомиться с той, которая заставила самого Марка Викторовича забыть все свои конспекты и правила приличия. Вы творите чудеса.
Вероника засмеялась, и этот звук снова задел что-то глубоко внутри меня.
В этот момент к нам подлетела Лиля, её глаза сияли от возбуждения. Ярик обернулся к ней, и его ухмылка стала ещё шире.
— О, а вы, должно быть, Лилия, — заявил он с уверенностью знатока.
— А это кто? — Лиля бросила оценивающий взгляд на моего друга, подчеркнуто игнорируя его присутствие и обращаясь к Веронике. В её тоне звенела лёгкая, наигранная холодность.
Мы с Вероникой переглянулись, уже готовые вмешаться, но Ярик опередил нас. Он нервно провёл рукой по волосам, снова взъерошив их, но его голос прозвучал на удивление уверенно и даже с вызовом:
— Ярослав, друг Марка, к вашим услугам.
— А я в ваших услугах не нуждаюсь, — отчеканила Лиля и вновь вернула свой взгляд к Веронике, явно намереваясь что-то сказать, но не успела.
— Как же такая девушка и не нуждается? — не сдавался Ярик, пытаясь придать голосу профессиональную лёгкость. — У вас явно есть какие-то пожелания, и, возможно, я смогу их исполнить. Я, кстати, в звукозаписывающей студии работаю. Может, записать вам демку? Или свести трек?
Лиля медленно повернулась к нему, в её глазах вспыхнул холодный, отточенный азарт.
— В звукозаписывающей студии? — она произнесла с лёгкой насмешкой. — О, как вовремя. Я как раз репетирую Сороковую Моцарта. — Она сделала паузу, наслаждаясь его вниманием. — Но мой рояль сегодня не в настроении. Может, вы его настроите? Камертон с собой принесли, Ярослав?
Ярик на секунду замер, но потом лицо его озарилось надеждой. Он же профессионал!
— Камертон? — он с вызовом ухмыльнулся. — У меня абсолютный слух. Могу и без него. И вообще, Моцарт — это хорошо, но сейчас в тренде…
— Ах, в тренде? — Лиля мягко перебила его, поднимая руку. — Милый вы мой, Моцарт всегда в тренде. Он — эталон. Как, впрочем, и я. — Она обвела его взглядом, и её улыбка стала острее. — А вы вот… смотритесь как экспериментальный трек. Много шума, много амбиций, но маловато гармонии.