– Герман. – Театральным размашистым жестом он прилип губами к моей руке.
– Влад, – представился второй, блондин лет тридцати пяти с блестящими залысинами и покрасневшим от духоты лицом.
Подоспевший официант грохнул передо мной поллитровую кружку с двойной порцией клубничной «Маргариты». Мужчины отложили газету и компьютер в сторону, и через какое-то время я с удивлением поняла, что предо мною – на редкость уютные собеседники. Они не пытались пошло острить, расспрашивать меня о наболевшем. Нет, мы обсуждали все что угодно, только не нас самих. Погоду за окном, модные московские местечки, одежду и филейные части тела окружающих девиц.
После полуночи у меня было запланировано хмельное возвращение домой, однако Мишаня настоял, чтобы я отправилась вместе с ними в бар «Help». Потом, к собственному удивлению, я обнаружила себя в «Огороде» – пили водку и закусывали ее прохладными кусочками сала. Потом плавно переместились в «Молли Гвинз». Потом…
Короче говоря, домой я попала только в восемь утра. Соседка по лестничной клетке, явно собравшаяся на работу, вырядившаяся в светло-бежевый плащ и туфельки на шпильке, посмотрела на меня, веселую носительницу мятой майки, укоризненно.
Следующим вечером за мною заехал Влад – к моему изумлению, у этого потертого мужичонки оказался новенький автомобиль БМВ.
– Думаешь, я маргинал? – усмехнулся он, перехватив мой удивленный взгляд. – Между прочим, у меня свой бизнес. Просто я временно отошел от дел, управляющего нанял. Хватит жить ради работы, пора и немного расслабиться.
– Значит, ты собираешься через какое-то время опять впрячься в трудовые будни? – недоверчиво поинтересовалась я.
– Не знаю… Просто живу как живется. Бар-серфинг – это философия, – с серьезным лицом провозгласил он, – мы в некотором роде путешественники. Никогда не задерживаемся в одном заведении больше чем на сорок минут. За ночь успеваем посетить минимум десять баров. Правда, девятый и десятый обычно запоминаются смутно.
Я понимающе усмехнулась:
– Вчера я потеряла чувство реальности в шестом!
– Везде нам рады, везде нас принимают как родных. Я заметил, что ты тоже из наших. Не у всех хватает выносливости жить в нашем стиле. Но вот увидишь, тебе понравится!
Черт возьми, он оказался прав! Не прошло и недели, как я стала в этой теплой мужской компании своей. Это было так непривычно – никто из них не пытался за мною приударить. Я словно забыла о своей женской сущности. Из любительницы каблуков, меховых горжеток и румян Chanel я как-то незаметно превратилась в непричесанное существо в джинсах и с неизменной бутылочкой темного «Гинесса» в руках.
Надо отдать им должное – пить они умели профессионально. Рассчитывали каждую капельку, чтобы из релаксирующих гедонистов с приятно затуманенным сознанием не превратиться в бледных неудачников, жалко блюющих в углу. Пили мы каждый день и помногу. Тем не менее я никогда не видела никого из них пьяным по-настоящему.
Правда, вот Мишаня один раз отличился – и жестоко за это заплатил.
Мишаня был убежденным гомофобом – один вид слащавых парнишек в обтягивающих разноцветных джинсах провоцировал в нем волну неконтролируемого отвращения. Давным-давно, когда мы еще работали вместе, в нашей редакции трудился некий Митяй, начинающий журналист. Свою очевидную голубизну он не то чтобы не скрывал – даже подчеркивал. Красил волосы и ресницы, носил сетчатые футболки и кожаные штаны, говорил, манерно растягивая слова, и безутешно страдал по какому-то Василию, о котором все уши прожужжал редакционным девицам. Мишаня, конечно, не проявлял к этому Митяю открытой агрессии. Но и за стол садиться отказывался, если за оным уже обедал манерный Митяй.
Мы с Владом и Германом над его гомофобией безобидно подтрунивали.
Однажды Мишаня что-то там не рассчитал с коктейлями – даже закаленный мужской организм не подразумевает, что в него будут вливать текилу вперемешку с белым вином. Мишаня пил-пил, а в какой-то момент тихо отключился, со стуком уронив голову на стол.
Переглянувшись, мы решили, что вечеринке пришел конец. Бросить легкомысленного товарища в переполненном баре не поднималась рука, хотя все были раздражены тем, что Мишанина неумеренность в выпивке положила неожиданный конец такому прекрасному вечеру.
Его бесчувственное тело мы с трудом погрузили в такси – чего нам стоило убедить подозрительного водителя, что наш друг не имеет обыкновения извергать свой богатый внутренний мир на обивку чужих автомобилей. Честь проводить горе-выпивоху до дома выпала нам с Владом.
Добрых полчаса заняла эвакуация Мишани из такси – в самый неподходящий момент он пришел в себя, решил, что вокруг одни враги, и принялся судорожно цепляться всеми возможными конечностями за дверцу автомобиля, сотрясая рассветную благодать нецензурной бранью. Таксист взял с нас по тройному тарифу, сопротивляться мы не решились.
Мишанина активность иссякла как раз в тот момент, когда надо было подниматься в квартиру. По закону жанра лифт не работал, а жил наш безрассудный друг ни много ни мало на восьмом этаже.
Кое-как мы доволокли его до квартиры. Трезвые, злые, уставшие – хотелось немедленно кого-нибудь убить, желательно не кого-нибудь абстрактного, а сладко посапывающего виновника наших бед.
Пораскинув мозгами, мы решили, что Мишаня заслуживает наказания. Запершись на кухне и выпив по чашечке отвратительного растворимого кофе, мы разработали план. Мне пришлось пожертвовать сетчатыми колготками и кружевными трусиками – хорошо, что с Владом у меня были теплые братские отношения, не подразумевающие даже намека на возможную близость. В моей сумочке нашелся ярко-малиновый лак для ногтей.
Похохатывающий Влад раздел Мишаню догола, а я тщательно накрасила ногти на его руках и ногах – о, как восхитительно смотрелся малиновый глянец на мозолистых лапах сорок четвертого размера! Потом мы натянули на мирно спящего друга трусы и колготки, влажной расческой я пригладила его волосы на прямой пробор.
Если мы о чем-то сожалели, то только об отсутствии фотоаппарата.
Сдавленно хохоча, мы покинули Мишанину квартиру.
На следующее утро я решила заботливо ему позвонить.
– Миш, как твои дела? Ты вчера так неожиданно отключился…
– Да… Я не помню ничего. Это вы меня до дома проводили?
Я изобразила изумление.
– Мы?! Нет, ты сам ушел, с каким-то парнишкой.
– С кем? – голос Мишани сорвался на фальцет, а я мысленно провозгласила: «Yessss!»
– Не знаю, мы думали, что это твой знакомый. Такой блондинчик, вы над чем-то смеялись, а потом ушли в обнимку… Кто это был?
Минутное замешательство, после которого Мишаня все же взял себя в руки:
– А, этот… Так, никто. Бывший коллега… Со мной все в порядке, не волнуйтесь.
– Точно? – настаивала я. – Встретимся сегодня вечером? Ребята собирались в «Петрович».
– Знаешь, что-то у меня насморк, – пробормотал Мишаня, – пожалуй, я сегодня не приду…
Сначала мы хотели не раскрывать Мишане секрет нашего мщения, но через несколько дней нам надоело смотреть на его кислую физиономию, и мы во всем признались.
Пожалуй, не буду докладывать о его реакции. Скажу только, что Мишанина обвинительная речь состояла сплошь из матерных слов.
Однажды мы, воспользовавшись пьяной рассеянностью Влада, в шутку перевели его наручные часы на восемь часов вперед. Мы знали, что утром ему в кои-то веки предстоит явиться в офис на короткое совещание.
В тот вечер мы, изменив канонам бар-серфинга, надолго зависли в симпатичном заведеньице под названием «Винный погребок». Терпкое абхазское вино лилось рекой (в том числе и на мои любимые белые брюки, впрочем, в последнее время я мало внимания уделяла внешней привлекательности).
Мы перевели часы и сами об этом забыли. А потом, в полтретьего утра, Влад вдруг с безумным видом вскочил с места, до полусмерти напугав официантку, которая опрометью бросилась прочь от нашего стола. Видок у него был еще тот – волосы всклокочены, лицо красное и потное, на голубой рубашке неряшливо расплылось огромное винное пятно.