И теперь я бодро шла по широким, вымощенным брусчаткой улицам, уступая дорогу эльфам и стараясь не смотреть в зеркальные витрины. Зачем расстраиваться лишний раз?
Я и так знала, как выгляжу среди златовласых и белокурых красавцев и красавиц — как воробышек, ненароком залетевший в лебединую стаю.
Каковы бы ни были мои мысли, чувства и умения, я всегда останусь для эльфов ничтожной гномой, жалкой коротышкой, которой судьбой уготовано прислуживать высшим существам и испытывать от служения благоговейный восторг.
Восторг я и правда испытывала — когда видела украшения, сделанные мною, на эльфийских дамах и господах. А они даже не догадывались, что брошь в виде стрекозы со сверкающими бриллиантовой крошкой крылышками, изумрудная лягушка или веточка крыжовника, выточенные из яшмы и серпентина, сделаны мною — гномой, едва достающей макушкой до груди великолепным эльфам, гномой, чье чувство вкуса заведомо считается грубым и примитивным.
Но ювелирные украшения — это, конечно, хорошо. Только есть их невозможно. И когда ты голоден, начинаешь думать не о драгоценных камнях, а, например, о телячьих отбивных. И они тоже хороши. Так хороши, что могут заставить позабыть обо всем на свете. Но я позабыла обо всем на свете и даже об отбивных, когда завернув за угол дома увидела того самого эльфа, что купил мои розы. Я остановилась, будто налетела на невидимую стену. Нет, поистине судьба зло пошутила надо мной, вкладывая в тело гномы душу эльфийки — стоило увидеть нашего недавнего покупателя, как я опять замечталась.
Слоновая кость и золото!
Нет-нет! Золото — оставить, слоновую кость — отставить!
Его кожа была гораздо белее слоновой кости. Может быть, алебастр?
Невольно я свернула совсем не к мясной лавке, а за эльфом, который медленно брел по улице, оглядываясь вслед каждой красавице. Красавицы тоже посматривали на него, но без особого интереса, потому что эльф был одет в поношенный камзол и заплатанные на коленях штаны, а плащ его был замызган по низу, как после долгого путешествия.
Я втайне подосадовала — эльфы всегда судили по внешнему виду, вот и эти пустоголовые девицы понятия не имели, что в сумке у красавчика, выглядевшего почти нищим, лежат драгоценности, на которые можно купить всех знатных эльфиек нашего города. Хотя… и этот тоже хорош — так и ест женщин глазами, будто решил осчастливить собой каждую. Эльфы! Что с них возьмешь! Не всякая перламутровая раковина скрывает жемчужину — так и здесь. Не во всяком красивом теле поселяется прекрасная душа.
Но какова бы ни была душа нашего недавнего покупателя, я не могла не насладиться его внешней красотой, и тянулась за ним, как ягненок на веревочке. Я сделаю самую прекрасную в мире статуэтку — алебастр и золото… О нет! Алебастр слишком прост! Может, лучше взять опал?
Пока я размышляла о будущей поделке, красавчик остановился возле цветочной лавки, где две юные эльфийки покупали камелии. Ничуть не стесняясь, он привалился плечом к столбу, поддерживающему навес над корзинами цветов, и принялся разглядывать девушек. Те посмеивались, заметив его внимание, но дальше кокетливых взглядов дело не пошло.
Я юркнула в переулок, выглядывая из-за угла. Мне было слышно, как торговец предлагал эльфу цветы, и тот купил букетик незабудок, расплатившись золотым — опять неслыханная щедрость. Похоже, цветы были ему не нужны, и он всего лишь откупился.
— Не желаете ли еще чего-нибудь посмотреть? — так и заюлил перед ним торговец — из людей, кстати. — Есть прекрасные камелии, лилии…
— Нет, благодарю, — бросил эльф, все еще посматривая вслед девушкам, которые уходили по улице, хихикая и оглядываясь через каждый шаг. — Какие красотки в этом городе…
— По всему королевству таких не найдете, — поддакнул торговец.
— А кто считается первой красавицей?
— Первой? Нет такой. Пожалуй, самые красивые — дочери покойного графа, — ответил торговец, ничуть не удивившись вопросу. — Леди Белладонна и леди Розалинда. Это самые прекрасные цветы нашего города. А может, и всего королевства.
— Это их называют Алой и Белой розами? — оживился эльф.
— Именно, господин, — важно подтвердил торговец. — Леди Белладонна бела, как белая роза, а леди Розалинда румяна — как алая. Когда смотришь на них, не можешь решить — какая же прекраснее!
— Вот как, — эльф даже приспустил капюшон, чтобы лучше слышать. Поток волос хлынул на грудь, так и засияв на солнце — словно тончайшие золотые нити. — А как можно на них посмотреть?
— Не один вы желающий! — засмеялся торговец. — Юные леди каждое утро посещают дом молитвы и проезжают по главной площади в открытой карете, чтобы каждый мог их увидеть. Будьте на площади, когда часы на башне пробьют семь раз, и вы увидите наших красавиц. Поверьте, это незабываемое зрелище!
Господин эльф развесил уши и не заметил, что к нему почти вплотную подобрался тощий, как щепка, человеческий мальчишка. Я знала его, это был Пыш — уличный вор. Крал он все, что плохо лежало, висело или стояло, и еще ни разу не попадался. Мы с ним были давно знакомы, и он частенько получал от меня зуботычин или пинков. Но, бывало, я жалела его и бросала монетку или угощала булочками с вареной селезенкой, которые готовили только в гномьих кварталах. В этот раз Пыш (а именно так в насмешку прозвали вора из-за худобы) решил поживиться эльфийским кошельком.
Вот уж дурак! Неужели не соображает, чем рискует? Укради он кошелек у гнома или человека — отделался бы поркой, а за кражу у эльфа полагается тюрьма. А из эльфийской тюрьмы еще никто не выходил! И вообще — это был наш с папашей клиент!
Я разом покрылась липким потом, когда Пыш осторожно подцепил кошелек, висевший у эльфа на поясе. Идиот! Трижды идиот!
Вылетев из-за угла, я ущипнула Пыша за костлявое плечо и выразительно показала кулак. Этот паршивец ничуть не испугался и показал мне язык. Недолго думая, я ударила воришку в ухо. Рука у меня была тяжелая, и хотя сейчас я била едва ли вполсилы, Пыша метнуло в сторону, и он неловко дернул кошелек.
— Это еще что?!
Негодник Пыш слинял в мгновение ока, а я оказалась не столь проворна. Эльф сцапал меня за шиворот и встряхнул так, что в голове зазвенело.
— Ты что это трешься возле меня?! — зашипел он, встряхивая меня еще раз. — Воровать вздумал?
Как назло, Пыш уже успел наполовину перерезать шнур, державший кошелек, и эльф это заметил.
Торговец цветами узнал меня, и его прямо перекосило от страха и изумления.
— Что вытаращился? — крикнула я на него, а потом отпихнула эльфа. — И ты что вытаращился? Нужны мне твои деньги, простофиля! Ты бы меньше глядел на баб, а больше — на свой кошелек! Тебя чуть не обворовали, а ты вместо благодарностей трясешь меня, как грушу!
Я совсем позабыла про акцент, но ни эльф, ни торговец этого не заметили. Впрочем, торговец поспешил скрыться от беды подальше, чтобы не оказаться причастным к ограблению Высокого эльфа. У меня же скрыться не получилось — эльф крепко держал меня за ворот куртки, и я бестолково топталась, все больше напоминая ягненочка на веревочке.
— Постой, я тебя знаю, — эльф не спешил меня отпускать, но больше не тряс — и на том спасибо. — Ты — сын ювелира. Увидел, что у меня есть деньги, и решил поживиться?
— Такой высокий и такой тупой! — огрызнулась я, тщетно пытаясь освободить свою одежду из его пальцев. — Если бы мы с отцом хотели тебя ограбить, то прибили бы в лавке! У нас столько драгоценных камней, что можно улицы мостить, зачем нам твои жалкие золотые?
— Ври больше! — фыркнул эльф.
— Правильно говорят… — сказала я, уже не владея собой от злости.
— Что говорят?
— Что в самом красивом орехе по закону подлости — гнилое ядрышко! Вот и у тебя — скорлупка крепкая, а мозгов нет!