гражданская война — как неслыханное счастье…
Соответствующий ряд политических символов: крейсер
―Аврора‖ достреливает до светлого будущего. Революционер
спокойно идет на казнь. Освободитель, которого Россия ждала
тысячелетия, — Ленин. Точка, вокруг которой вращается Земля,
— Московский Кремль…
Истфак подталкивает студента Майорова и к тысячелетним
ассоциациям. Он ловит ―древний запах бронзовых волос‖,
ощупывает ―звериные шкуры‖ далеких пращуров. Меж
призраками ―тощих монгольских деревень‖ и мифической
Элладой простирается его Вселенная. Меж Седаном прошлого
века и новейшей войной ―французов с бошами‖. Сюжеты
истфаковских семинаров перемежаются сюжетами из газетных
столбцов. Жажда ―любой ценой дойти до смысла… найти вещей
извечные основы‖ рифмуется со стуком прокуренных вагонов, и
тогда в душу стучится великая поэзия — песнь торжествующей
неразрешимости, величие повседневного абсурда, изба на
рельсах, голая правда у позорного столба, бунтарская героика,
прикрытая штопаными обрывками исторических одежд.
На третьей полке сны запрещены.
Худой, небритый, дюже злой от хмеля,
Спал Емельян вблизи чужой жены
В сырую ночь под первое апреля.
Ему приснилась девка у столба,
В веснушках нос, густые бабьи косы.
142
Вагон дрожал, как старая изба,
Поставленная кем-то на колеса.
Опять фрагмент из романа в стихах? Может, кулак
Емельян, убегающий от коллективизации, а может, Емельян
Пугачев, восставший из курса истории.
Логика не прописана, но тяжесть слов ощущается. ―Я
полюбил весомые слова‖. Илья Сельвинский (приглашенный
послушать университетских поэтов) отмечает: ―медь в голосе‖.
Павел Антокольский (к которому Майоров записывается в
семинар) отмечает: ―взгляд на себя со стороны, поколение
увидено исторически‖.
Историчность — дело тонкое: сохранилась записка
Майорова Когану во время диспута, который ―бригада поэтов‖
вела в Гослитиздате:
―Я мог бы идти от исторического сюжета, но я хочу идти от
природы, от чувств здорового человека‖.
И у Когана есть свой исторический сюжет, и у Майорова
природа далеко не всегда совпадает с ожидаемой, но что он — в
противовес сверстникам — в пределах единой веры ощущает
прежде всего тяжесть, — однозначно. Взвихренный Кульчицкий
историческим сюжетом не озабочен, зато выдает шуточный
портрет Майорова, обнажающий суть:
Лицо откопанного неандертальца,
Топором сработанный синий взгляд.
Он бросает из конокрадных пальцев
Свой голос —
как пеньковый канат.
Конокрадные пальцы — дань жанру, но что Майоров все
хочет взять в ладони, — факт:
Ходить землей и видеть звезды
И, позабыв про крик ―Не тронь!‖,
Ловить руками близкий воздух,
И зажимать его в ладонь.
Звезды — обязательно. Полет — обязательно. Но главное
— гибельный риск полета. ―Мы должны сначала падать, а
высота придет потом‖. Истину надо почувствовать в ворохе
иллюзий, и если она вырвется, то ―оборванная донага‖.
143
В майоровской лирике звучат обертона, не вполне
согласные с общей, маяковско-багрицкой музыкой его
поэтических сверстников. В шелесте берез детства естественно
отзывается Есенин, но в грядущей атаке все можно отдать за
―четыре строчки Пастернака‖.
Притом у Майорова, как сказал бы Кульчицкий, ―ямбики‖.
Хождение души по мукам притормаживается бытовыми
элементарностями. ―Идти землей, прохожих окликая, встречать
босых рыбачек на пути‖ — этой плотью одевается у Майорова
звенящая сквозь всю советскую лирику обязательная ликующая
песнь человека, который проходит, как хозяин необъятной
Родины своей, более всего восхищаясь тем, что она ―широка‖.
Майоров эту широту измеряет тяжелыми шагами: ―Мне
двадцать лет. А Родина такая, что в целых сто ее не обойти‖.
Дальними раскатами проза окликает поэзию. Еще Луконин
не осознал валкую походку своей музы, еще Слуцкий свою музу
не осадил в изнуряющую работу, еще у Межирова не
отложилась эта музыка болью непереносимой, а
почувствовалось что-то у Майорова… не медь призывной
трубы, не медь пленительной листвы, а медь купороса,
разъедающего мечту…
Ненастье, которое у неистового Когана яростными
грозовыми шквалами очищает вселенную, а у веселого
Кульчицкого порывами ветра листает тетради стихов, — у
задумчивого Майорова стучит докучными дождиками. Он ждет