— Понятно.
— Вот видите, Александр Дмитриевич, Лавров-то рукоприкладством давно занимается. Поискать — наверное, были и другие такие же случаи. На их фоне убийство Славина будет выглядеть совсем иначе.
Но Дорохов снова вернулся к протоколу осмотра и спросил:
— Скажите, Захар Яковлевич, вы не знаете, всё ли записали в протокол из того, что обнаружили в карманах Славина?
Киселев удивленно пожал плечами.
— Конечно, всё. Я сам был на месте.
— А где одежда Славина?
— Вернули матери. Всё вернули. Да вы посмотрите, в деле должна быть расписка.
Дорохов перелистал несколько страниц, нашел расписку, прочел ее и предложил:
— Давайте съездим с вами домой к Славину.
— Тут нечего ехать. Это совсем рядом. В квартире я у них не был, но дом знаю. А что вы там хотите найти?
— Ничего особенного. Хочу посмотреть... Поговорить...
Киселев собрался забрать показания Капустина и Воронина, но Дорохов попросил:
— Оставьте. Еще разок прочту.
В кабинет вошел Козленков.
— Пришли? Вот и отлично. У меня к вам просьба: пока мы с Захаром Яковлевичем ходим к матери Славина, познакомьтесь с этими показаниями и соберите все данные о ребятах.
Козленков взглянул на протоколы.
— Я их обоих знаю, товарищ полковник!
— Еще лучше, но все-таки поинтересуйтесь. Мне хотелось бы иметь о них самые свежие данные.
Славины жили в пятиэтажном доме, в микрорайоне, который ничем бы не отличался от других, если бы не обилие зелени. Нет, здесь росли не тополя и липы. Дома окружал настоящий фруктовый сад. Плоды оттягивали ветки и, конечно, были соблазном для детворы. Киселев объяснил:
— Тем жильцам, которые получили квартиры на первых этажах, выделили под окнами крохотные участки земли вместо балконов. Ну, а заместитель председателя исполкома у нас мастер на всякие благоустройства. Собрал всех первоэтажников, помог достать саженцы, консультации разные организовал. И вот результат. Сначала с мальчишками беда была, а потом и они увлеклись, всяких кормушек птицам понастроили. У нас в городе таких вот районов несколько и, знаете, здесь меньше хулиганства, меньше пьянок. Думается, что садоводство — очень доброе дело.
Дорохов не ответил. Не потому, что не разделял мыслей Киселева, просто он обдумывал предстоящую беседу.
Им открыла худая женщина в черном кружевном платке. На ее землистом лице выделялись лишь темные провалы глаз. Стоя в дверях, она невидящим взглядом скользнула по лицу Дорохова, но, заметив Киселева, преобразилась, вся как-то подобралась, а глаза стали злыми.
— Что надо? Загубил со своими подручными сына, а теперь мне покоя не даешь. Что, Лаврова выгородить хочешь? — ее хриплый голос перешел почти в крик. — Не дам, не позволю! До Москвы дойду, а правды добьюсь! — И, обратившись к Дорохову, тихо и горестно запричитала: — Одна я осталась, совсем одна. Убили Сереженьку-то.
Она закрыла лицо концом платка и устало прислонилась к косяку.
Киселев повысил голос:
— Успокойся, Степановна. Мы к тебе по делу. Вот полковник из самой Москвы приехал, поговорить с тобой хочет.
— О чем говорить-то? Теперь Сереже никакие разговоры не помогут. Ну, раз пришли, проходите, — и она, посторонившись, пропустила их в коридор.
Квартира была двухкомнатной. Первое, что бросилось в глаза Дорохову, это чистота и полосатые домотканые половики. Они закрывали пол в коридоре, устилали довольно большую, видимо, парадную комнату.
Хозяйка повела их на кухню. Здесь тоже лежали половики, и чуть ли не половину кухоньки занимал большой сундук с постелью.
Хозяйка вытащила из-под стола табуретки и жестом пригласила присесть.
— Да, Матрена Степановна, я понимаю ваше горе, тяжело вам, очень тяжело, но и нас вы должны понять, — начал Дорохов, с участием глядя на женщину, присевшую на край сундука. Ее большие, жилистые руки безвольно свисали вдоль туловища. — Трудно небось сына-то было растить?
— А то легко. Вот Афанасьев знает. На его глазах рос.
— Не балова́л?
— Как не балова́ть, балова́л, конечно. Так ведь одна я его поднимала, мой-то на фронт ушел, а Сергей родился уж без него. Работала я. День и ночь на заводе. Присматривала за ним бабка, а ей тогда было чуть не восемьдесят лет. Как же ему было не балова́ть! И из дому бегал. Побежишь, когда есть-то нечего... После армии самостоятельным стал. Работу хорошую, чистую нашел. И зарабатывал неплохо. Бережливый был, деньги-то домой приносил, не пьянствовал. Давно бы уж женился, да хотел сначала автомашину купить. Говорил, будет жена — ей на тряпки подавай, дети пойдут — тоже деньги нужны. И права получил еще в прошлом году, да вот на́ тебе, — старуха вытерла глаза.