Зина поймала взгляд Дорохова: — Вы, наверное, не верите мне. Но он такой, я ничего не придумала. Хотите верьте, хотите нет, — голос ее упал. — Я вот специально сейчас вспоминаю, что бы отрицательное в его характере или поступках найти, и ничего не могу ни придумать, ни вспомнить.
Телефонный звонок прервал разговор. Дорохов снял трубку.
— Товарищ полковник! Козленков докладывает. Разрешите зайти?
Александр Дмитриевич, подмигнув девушке, спросил:
— Как, нам Козленков не помешает? Ну и отлично. Заходите, пожалуйста.
Козленков появился тотчас, видно, звонил из соседнего кабинета, положил на стол тонкую папку и, поняв жест полковника, присел на стул.
— Тут мне Зина рассказывает об Олеге. Где у вас показания тех двух ребят? В папке? — Дорохов вынул оба протокола, подал их Зине, попросил прочесть.
Зина даже задохнулась от гнева.
— Стервецы, вот стервецы... извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое...
— Да вы не волнуйтесь. Что, этих ребят и вы знаете?
— Не только знаю, но и была там, возле кинотеатра, когда их наша группа задержала за хулиганство. Они испортили людям вечер. Приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра драку устроили. Встали, руки в стороны и начали девушек ловить, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Звягин кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Капустин ударил Звягина по лицу, вырвался и бежать, его Олег задержал, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспел Карпов и я, мы своего подшефного — под руки и в штаб, а Воронина Звягин и девушки привели, Олег потом уже, позже пришел.
— Почему подшефного? — Дорохов перестал читать рапорт.
— Капустина в конце зимы из детской колонии освободили досрочно, он там за кражи из ларьков сидел. Ну, вот райком комсомола и поручил нашей дружине над ним шефство организовать. Вы вчера видели в штабе такого парня — Семена Кудрявцева? Вот его и определили шефом Капустина и к нему в бригаду устроили. Кудрявцев от своего подшефного первое время чуть не плакал. Ну, а потом как будто отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился. А тут встретились они с Борисом Ворониным... Оба только что экзамены в техникум сдали, на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Самое сложное было потом, когда акт стали составлять: думали мы, думали и решили все безобразия в акте не записывать. Про сопротивление не написали и про то, что Звягина они ударили.
— Это почему же?
— Кудрявцев просил. Да и мы с ним согласились. Если бы все написали как было, не видать бы Капустину техникума, ему бы за хулиганство не пятнадцать суток, а год дали.
— Пощадили, значит, филантропы...
Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, переведенный с портфеля на него.
— Знаю, знаю. Передача?
Зина кивнула.
— Можно?
— Что там?
— Книга и так, кое-что я испекла.
— Оставляй на мой страх и риск.
Девушка ушла, и Александр Дмитриевич сразу же спросил Козленкова, что он думает по поводу показаний Воронина и Капустина. Тот пожал плечами.
— Наверное, этим парням все-таки попало.
— Как попало? — удивился Дорохов.
— Как вел себя с ними Лавров, не знаю, но то, что Кудрявцев всыпал Капустину, это мне известно. Вы, товарищ полковник, поговорите сами с Кудрявцевым и Роговым, тогда лучше разберетесь.
— Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «холодка» вам удалось что-нибудь узнать?
— Нет у нас в продаже этих конфет. А вы курить хотите бросить?
— Да нет, не собираюсь. Хочу кое-что проверить. Соображение тут одно появилось.
Козленков достал блокнот, полистал его и прочел:
— «Холодки» были у нас в продаже два месяца назад. Наш торг 3 июня 1970 года получил 100 килограммов этих конфет. Передали их в два магазина, и там за два-три дня распродали.
Дорохов взглянул на часы. Шел третий час.