— Какой же у них репертуар?
— Самый различный. Один раз иду вечером: в беседке полно народу, а эти двое полонез Огинского играют, и все притихли, слушают. А другой раз блатные песни чуть ли не во всю глотку орут. Тут был у нас один тип — Алексей Приходько. Уже в возрасте, ровесник нашего Афанасьева. Раза четыре судился за ограбления. Мы к нему присматривались и выяснили, что он ни на какие преступления не ходит, но совет любому дает, кто бы к нему ни обратился. Расскажет, как лучше замок открыть или в квартиру забраться. Никак мы его изобличить в подстрекательстве не могли. Так он столько блатных песен знал, что и не пересчитаешь. Голоса никакого, а память отличная. Чуть ли не с нэповских времен песни помнил. В Сибирь на лесозаготовки завербовался. Борис Васильевич туда в милицию подробное письмо о нем написал. Третий заводила — Зюзин Васька, слесарем на автобазе работает. На работе исполнительный, серьезный, а где парни соберутся, Зюзин совсем другим становится: кривляется, паясничает, анекдотами сыплет, словно из мешка. И где он их только отыскивает?
В подтверждение слов лейтенанта беседка взорвалась от хохота.
Дорохов встал и предложил:
— Пойдем туда, познакомимся с этой братией.
В беседке запели новую песню. Теперь уже можно было разобрать и слова:
Песня звучала все громче и громче, оставался еще один куплет, а певцы вдруг замолкли: они увидели Дорохова и Козленкова.
— Ну, что же вы перестали? — усмехнулся Дорохов. — Пойте. Отличная песня, ей лет сто, а может быть, и больше, а сочинили ее знаете где?
В беседке возле стола сидело человек десять парней. Чуть в стороне, на отдельной скамье, расположились двое гитаристов и аккордеонист. При появлении незнакомого человека, которого сопровождал всем известный Козленков, кто-то убрал со стола стакан, кто-то прикрыл газетой закуску: хлеб, несколько помидоров и остатки селедки.
Ребята явно насторожились.
— Говорят, вы бойкие, отчаянные, а оказывается — вы и говорить-то стесняетесь. Подвинься, — попросил полковник крайнего из сидящих за столом, сел, оглядел всех, приподнял газету. — Не богато у вас.
Дорохов отщипнул немного хлеба, медленно разжевал.
— Ну, ладно. Молчите — значит, не знаете ничего об этой песне. Сам расскажу. В начале прошлого века в тайге, за Иркутском, построили для революционеров большую каторжную тюрьму и по имени царя Александра назвали ее Александровский централ. Много там погибло людей — хороших, настоящих, талантливых. Вот там и родилась эта горькая песня... Ну, что ж молчите? Хорош ваш клуб, ничего не скажешь. Тесновато, правда, да и крыша малость протекает. Ну, сейчас-то ничего, а зимой куда же?