Вдруг кто-то поскрёбся снаружи в стенку дома. Мэри, глубоко ушедшая в свои мысли и воспоминания, сначала подумала, что ей кажется, но нет: вновь послышался отчётливый, хоть и негромкий стук. Быстро прожевав картошку, она подняла голову, повернулась и неожиданно увидела в окне знакомую женщину, неуверенно мнущую руками край платка. «О, это же она меня вечно достаёт! – Подумала Мэри, поднимаясь со стула. – Решила ко мне домой притащиться? Ну, я тебе сейчас покажу!». Решительно настраиваясь на ссору, она, широко шагая, вышла на улицу и демонстративно громко хлопнула дверью.
- Чего тебе?
- Мне? – Женщина отпрянула: казалось, она слегка напугана. – Ээ.… Я.… Ну…
- Так, в чём дело? – Мэри вмиг сдулась и даже растерялась. Кажется, она неверно поняла намерения гостьи: судя по выражению лица и стеснительному путанью в словах, та вовсе не ругаться пришла. Но тогда что ей может быть нужно? Кажется, это первый случай за всё время, что этот дом стоит на берегу, когда кто-то из местных к нему подходит. Нет, дети иногда бегают, делают какие-нибудь пакости, но чтобы взрослые?
- Я хотела… - Женщина собралась и выдохнула, прекратив теребить платок и опустив руки. Наконец она осмелилась взглянуть Мэри в глаза. – Я хотела сказать тебе «спасибо». Не знаю, что тобою двигало, но ты спасла меня ночью. Благодарю.
- Да не за что, - Мэри рассеянно почесала затылок. Она до сих пор никак не могла отвязаться от своих мыслей и потому с трудом помнила, кого и где спасла. Да и не собиралась она ничего такого делать, просто хотела победить, а для этого надо было отбить заложницу. – Живая, главное? Ну вот и зашибись.
- Я тут.… Вот, - Женщина, покопавшись в сумке, висящей на плече, вытащила небольшой мешочек и раскрыла, показывая лежащие внутри плюшки. Судя по виду – из батата с фруктами. – Возьми. Я сама их приготовила. Это наша, местная еда.
- О-о, круто. Всегда хотела попробовать, - Мэри аккуратно взяла мешочек и снова завязала, чтобы пыль не летела. – Спасибо. Хочешь…ну, не знаю, зайти в дом?
Она посмотрела на гостью и поймала ответный, многозначный взгляд. Они стояли друг напротив друга, как чёрное и белое, две женщины из бесконечно разных миров, и отчётливо понимали – предложение глупое. Нечего им делать вместе и не о чем беседовать, сидя под соломенной крышей за старым чаем. Больше они, скорее всего, даже не заговорят друг с другом: взаимные услуги оказаны, и необходимости во встречах больше нет. А жаль.
- Ладно, пока. – Мэри махнула рукой и зашла в дом, не оглядываясь и чувствуя, как противно щемит сердце. Вот ведь, раз в сто лет кто-то с ней заговорил, и то – даже через порог не перешагнул. Будто она чумная, в конце концов. А когда-то её принимали, как героя…
Когда противостояние двух сторон пиратского мира развернулось в полную силу, простые граждане всех стран наблюдали за ним с затаённым ужасом, восторженно встречая каждую победу над «новыми»: и неважно, одерживали её пираты или военные моряки. Какая, в сущности, разница, кто спас твой дом и твою жизнь? Экипаж «Перелётного», вечно оказывающийся в авангарде любого боя и потопивший более десятка чужих кораблей, быстро оброс неплохим количеством легенд, а саму Мэри превозносили, как храброго бойца, стоящего за мирный народ. Непривычно легко стало сходить на сушу – подумать только, их даже встречали, словно важных персон, даря подарки всех мастей! Это было приятно, и она наслаждалась вниманием, купаясь в нём и благоразумно помалкивая об истинном положении дел.
А заключалось оно в совершенной незначительности каждого лучащегося счастьем представителя пёстрой толпы, снующей у трапа «Перелётного» с подарками и благодарностями наперевес. Хорошие и плохие, молодые и престарелые, мужчины и женщины – до всех них ни капитану, ни старпому, ни кому-либо ещё на потрёпанном в боях корабле не было ровным счётом никакого дела. Это никогда не удавалось как следует объяснить, и потому основная масса пиратской общественности предпочитала не вдаваться в детали, оставаясь в чужом сознании благородными заступниками прибрежных городов. К чему, в сущности, правда? Легенды останутся, так или иначе, и нет ни смысла, ни толком пользы в их оспаривании. Мэри считала так же, покорно скалясь в ответ на приветливые улыбки и принимая всё, что ей давали. В конце концов, лишним точно не будет. Но сама в душе знала твёрдо: сражение идёт не за слившихся единым потоком незнакомцев. Оно – за Кодекс, за образ мечты, за свободу. За себя и своих друзей. За честное соперничество вместо бездумного перетягивания каждого лакомого куска, за все те законы и правила, что учились наизусть и соблюдались неукоснительно. Пусть пиратская честь мирным людям и военным флотам была непонятна, но она была – и тех, кто вёл её к вырождению, упрощению до простой беготни за богатством, стоило наказать. Отступать от этой цели Мэри не собиралась.