— Коленька, тебя ждет испытание. Ты должен будешь пройти его. Именно для этого ты здесь.
— Испытание!
Вот забавно, я опять не был уверен в том, спросил я это или просто сказал.
— Ты должен быть мужественным. Господь с тобой и не оставит тебя. Ты должен верить Ему. Пойдем со мной. Я покажу тебе наш собор.
Она сделала пригласительный жест в сторону брусчатой дорожки, и мы направились туда. Брусчатка плавно описывала полукруг и постепенно растворялась в туманной дымке. Я с удивлением открывал для себя все новые и новые особенности своего состояния. Сейчас я не испытывал того неудобства, которым всегда тяготился при ходьбе по неудобной брусчатой дороге. Я не чувствовал окружающей прохлады и запаха сырости. Вокруг царила тишина. Где-то неподалеку скрипучим криком прокаркала ворона. Внезапно налетевший ветер растревожил дремавшие доселе деревья, и с листьев посыпались холодные капли. Они, не задерживаясь, пролетали сквозь меня и не причиняли мне ни малейшего неудобства. Мы не спеша шли между вековых деревьев. Раньше я думал, что нет ничего тоньше тумана, но вот сейчас, я могу пройти сквозь его пелену, даже не прикоснувшись к нему. Воистину все относительно. Наконец, я решил спросить:
— Что за испытание меня ждет?
— Скоро ты все узнаешь.
— Это опасно?
После некоторой паузы она ответила:
— Это необходимо.
Через какое-то время я опять спросил:
— Мне будет страшно?
— Да. Но помни, что еще ничего окончательно не решено. Ты должен принять этот дар таким, какой он есть.
Я погрузился в размышления. Что же это за дар такой, если это и опасно, и страшно?! Мне совсем не нужен такой дар. Я никого не просил об этом!
— Скоро ты все поймешь, — услышал я ее мысли.
Мы шли молча, а потом я спросил:
— Ты знаешь о нашей жизни?
— Да, я знаю о вас с мамой. И знаю, что ты не молишься о своих родных.
Мне стало неловко. Я действительно надолго забывал молиться о своих усопших родственниках. А в последнее время со всеми этими учебными завалами вообще забыл о молитве. Еще вчера я рассмеялся бы в лицо человеку, который бы сказал мне, что в этом меня обличит мертвый родственник.
Через некоторое время за полосой деревьев показались темные и величественные очертания собора. Вдруг я заметил, как из тумана медленно выплыло несколько человеческих фигур. Это были две женщины и две девочки. Женщины стояли у могилы, и молча, смотрели вниз. Они были совершенно неподвижны, так, что их вполне можно было перепутать со статуями из фамильного склепа. Чего нельзя сказать о девочках. Одной из них было около десяти, а другой около года. Было видно, что старшая взяла на себя ответственность по удовлетворению интереса младшей и таскалась с ней повсюду, а взрослые отдавали дань памяти почившим. Она держала младенца за руки, пока та делала неуверенные шажки по грубой брусчатке. Мы проходили как раз рядом с ними, когда маленькая девочка вдруг остановилась и запрокинув свою головку уставилась на меня. Можно было подумать, что она смотрит на что-то позади меня, но она смотрела мне прямо в глаза. Я остановился. Чтобы удостовериться в своей догадке, я переместился на несколько шагов назад, внимательно наблюдая за ребенком. Взгляд больших детских глаз, не отрываясь, проследил за мной. Прежде, чем я успел спросить — Как это возможно? - я услышал внутри себя ответ моей бабушки:
— Это чистые души. Иногда они видят то, чего не дано увидеть другим.
Ребеночек попытался что-то сказать и протянул ко мне свои маленькие ручонки, с трудом держась на слабеньких ножках. Ее сестра присела рядом с ней на корточки и посмотрела в мою сторону:
— Что ты там увидела? Птичку? Где птичка, покажи?
Маленький ангелочек все еще пытался что-то мне сказать и смотрел на меня своими лучезарными глазками. Я уже хотел было приблизиться к ней, прикоснуться к ее протянутым ко мне белоснежным рукам, но вдруг услышал:
— Нам пора!
Она сказала это без слов. Я просто понял, что нам пора. И мы двинулись дальше.
Собор был XIX века. Он был изящен и стилен. В глаза сразу бросилось несколько трехсторонних апсид и витиеватый декор фронтонов собора. Гофрированное обрамление барабанов и очень красивая, хотя невысокая колокольня, громко вещали не только о незаурядном мастерстве, но и изысканном вкусе архитектора.