— Нет, не слышал об этом,— признался Чайковский.
— А знаете ли вы об экспедиции на Кавказ Гюль-денштедта и что она здесь нашла?—задал новый вопрос ученый.
Чайковский огорченно пожал плечами. Паллас с увлечением рассказал, как еще двадцать лет назад, в 1773 году его друг, Иоганн Антон Гюльденштедт, член Петербургской академии наук, побывал здесь, на Пя-тигорье. Он исследовал грязевое озеро Тамбукан, «черно-синяя глина» которого, по его заключению, способна лечить людей. Поднимался ученый и по южному склону Машука к Провалу. А главное — описал один из мощных минеральных источников на Горячей горе. Но дальнейшие исследования, к несчастью, продолжить не сумел— работу оборвала смерть. И он, Паллас, подготовил ныне к печати его записки о найденных на Кавказе природных кладах. Ведь целебные грязи и источники для народа ценнее золота.— Я со своими коллегами приехал сюда,— закончил Паллас,— чтобы продолжить начатое Гюльденштедтом. дело, весьма нужное для России.
Ученый вынул из сумки документы и подал их Чайковскому. Тот быстро прочитал их, подумал: искать
целебные источники? Они все на виду. Не натуралисты здесь нужны, а доктора медицины, дабы научили, как использовать воды или грязи.
— И вот еще взгляните, господин комендант,—Пал-лас подал старый пожелтевший лист бумаги с латынью и цифрами,—Это химический анализ минеральной воды вашего источника, составленный провизором аптеки Азово-Моздокской линии. Готовясь к экспедиции, я нашел его в архиве Медико-хирургической академии. Этот документ дополняет описание Гюльденштедта и весьма обнадеживает. Действует ли тот источник на Горячей горе?
— Да, мсье Паллас, тысячи ведер воды выливает. Наши солдаты соорудили баню над ним и купаются. Говорят, если гнойники на теле, застарелые раны, боль в суставах, то даже несколько купаний очень хорошо помогают.
— Вот как?.. Любопытно!—оживился Паллас.— Скажите, а в других местах, кроме Горячей горы, нет подобных источников?
— В верховьях Подкумка имеется ручей с кислой водой.
— С кислой?.. Интересно!—Паллас вынул из сумки карту Кавказа.— Где это?
Комендант обвел карандашом место слияния притоков Подкумка, Козоды (ныне Ольховка) и Елькуши (Березовка). Паллас сосредоточенно некоторое время смотрел на карту.
— Господин комендант, позвольте посвятить вас в наши планы. Вначале мы обследуем Горячую гору, а затем кислый ручей. Проживем у вас, может быть, месяц. Нужно пристанище. И еще требуется проводник, хорошо знающий местность.
— Разумеется, мсье Паллас, все устроим, работайте спокойно.— Про себя подумал: «Стоило ли из Петербурга ехать в такую даль открывать давно открытое?..»
Рано утром следующего дня к штаб-квартире крепости подкатил на паре рысистых лошадей, запряженных в легкую пролетку, Елисей Серебряков. Выйдя в отставку, братья Серебряковы остались на поселении около Константиногорской крепости. Епифан с большим трудом выхлопотал разрешение съездить в Рязанскую губернию. Как было задумано, он женился там, продал корову, посадил на телегу старых отца и мать, жену и привез их в долину Подкумка. В солдатской слободке поставил турлучный дом, на десяти отведенных ему десятинах пахотной земли получал приличный урожай зерна и овощей.
Елисей же, демобилизовавшись на два года позднее, на Рязанщину не поехал: отец и мать были здесь, казна выдала деньги на обзаведение хозяйством. Построил не какой-то там турлучный домишко, а домину из трех комнат, с резными наличниками, с «петушком» на коньке крыши. Взял в жены красивую черкешенку, купил пару лошадей, годных под седло и повозку, и занялся выгодным делом — перевозкой офицеров, чиновников и богатой знати, «курсировал» между Константиногорской и Георгиевской, ездил до Ставрополя, оттуда — на Моздок и Кизляр. Почтовых троек не хватало, а Елисей со своей парой сытых коней и легкой повозкой тут как тут, домчит хоть на край света. И сам извозчик внушал доверие: одет и вооружен по-кавказски, с таким не пропадешь.
Елисей еще вечером узнал, что повезет ученых, которые будут искать чего-то у Горячей горы.
При виде новых пассажиров, одетых не ахти как, двух молодых русских, Зуева и Соколова, и пожилого молчаливого иностранца, Елисей сразу понял, что с таких, пожалуй, много не возьмешь.
В дороге Зуев и Соколов все выспрашивали Елисея о Горячей: много ли там источников, давно ли русские на них наткнулись и как пользуются той водой.
Елисей подвез пассажиров к «баньке»—небольшому деревянному домику на первом уступе горы. Интересно, что, ученые мужи не похвалят ли солдат за такую смекалку?
Осмотрев корыто в скальном грунте, или ванну, как они ее называли, Соколов перочинным ножом стал скоблить внутреннюю ее стенку — пока серо-красный слой солей не кончился. Елисей слышал, как Соколов говорил, что ванне, возможно более ста лет, Зуев решительно возражал: «Где же сто? Отложения солей на стенке ванны не настолько глубоки...»
Потом натуралисты подошли к ручью, что спадал с вершины горы. Молодые вытащили из своих сумок разные банки-склянки. Налили воду из ключа в фарфоровую чашечку, поставили ее на огонь и держали до
тех пор, пока вода не испарилась. Буроватый порошок, что остался на дне, ссыпали в бумажный пакетик.
А иностранец в это время, казал им делом занимался. Воткнул в берег ручья две веточки на расстоянии в аршин, вытащил карманные часы, из записной книжицы вырвал листок, бумажку смял в комочек, бросил в ручей около первой ветки, нажал на головку часов, и когда бумажку отнесло течением до второй ветки, снова нажал на часовую головку. Так повторял он свою забаву раз десять. Потом вынул из сумки линейку с делениями, замерил ширину и глубину ручья, стал записывать что-то.
Паллас делал подсчеты запасов минеральной воды.
Судя по дебиту одного этого источника, выходило, что экспедиция приехала сюда не напрасно. Ученый велел Зуеву и Соколову внимательно осмотреть подножие горы, а сам, карабкаясь между острых выступов, хватаясь руками за кустарники, поднялся на вершину.
Именно здесь Гюльденштедт нашел мощный родник и назвал его главным. Как отмечал он в записках, «вода стекает по склону полосой шагов в двадцать, а толщины около двух дюймов». Еще там упоминалось, что, по словам местных жителей, источник прежде был обильнее, до сорока шагов в ширину. Уменьшение дебита академик объяснил засорением выходящего отверстия отложениями туфа. Закупорка должна вызвать «взрыв» в новом месте. Пройдя тысячу шагов на северо-восток,
Гюльденштедт увидел у самого подножия Машука свежий, быть может, столетней давности обильный ключ, из которого вода широкой полосой стекала по склону в сторону Подкумка, но не достигала его: поглощалась пористой поверхностью и трещинами скального грунта и испарялась от щедрого солнца.
Так ли все осталось, как было двадцать лет назад?
Подтвердится ли догадка Гюльденштедта о строении горы: действительно ли в толще ее идет трещина, соединяющаяся с подземной «кладовой» Машука, в недрах которого имеются полости, насыщенные отложениями минералов?
Вот, наконец, и источник! Теперь он уже не двадцати шагов ширины, а гораздо меньше. Чистая, с парком, пахнувшая серой вода выталкивалась хотя и крупными, но ленивыми пузырями и вяло ниспадала по уступам на северо-западе. Очевидно, отверстие вертикальной трещины снова засорилось, и будет засоряться впредь — нужна периодическая чистка.
Паллас присел на корточки, опустил термометр в воду. Серебристый столбик прибора поднялся до отметки 57 градусов. «Почему так высока температура? Не по той ли причине, что произошла закупорка выходного отверстия, образовался застой, скопились газы, увеличилось давление, происходит как бы самонагревание воды?.. Произойдет новый «взрыв», выброс газов, снизится давление и температура упадет градусов до сорока... Или причина в другом —в общем уменьшении дебита, повышении насыщенности воды солями?»
Второй гюльденштедтский источник у подножия Ма-шука Паллас вскоре нашел — этот бил мощно и, как заметил Паллас, к старой, уже побуревшей полосе стока по южному склону по краям прибавились желтые полосы — ширина увеличилась. Следовательно, дебит тоже увеличился. Замерил температуру — 37 градусов. «Значит, в скором времени и в первом, «главном» источнике температура воды снизится до 37».