— Но я не устала. Если только совсем немножко, — улыбнулась Розалия и присела рядом, положив голову ему на плечо. — Габриэль, Маньяк прав: больше года прошло, ты должен перестать губить себя и подумать о будущем.
— Я губил себя в Лондоне, здесь всё не так.
Розалия грустно усмехнулась.
— Да, здесь ты не убиваешь себя, но тихо угасаешь. Я волнуюсь за тебя… все волнуются.
Габриэль благодарно сжал её пальцы.
— Я признаю, что после… — он болезненно поморщился, — после всего, что случилось, я наделал ещё кучу ошибок, и сожалею обо всем, — тихо произнёс он и, почувствовав, как напряглась Розалия, добавил: — Кроме одного.
Девушка едва слышно усмехнулась:
— Ты считаешь это ошибкой?
— Я не знаю… Нет… Для себя — нет, но… Я до сих пор не понимаю, как у тебя хватило мужества согласиться, ведь быть со мной — весьма сомнительное счастье.
Розалия ничего не ответила, но этого и не требовалось — он знал, что прав.
Едва Габриэль вновь начал соображать, выдернутый из опиумного дурмана, Джон Рёскин настойчиво напомнил ему о своём втором совете. Он безропотно принял его. Как ни сильна была боль, как ни противилось растерзанное сердце, Данте понимал — сплетен стало слишком много и они были слишком грязны, чтобы он мог позволить своему патрону и другу запятнать имя, спасая репутацию такого беспутного протеже как он.
Розалия оказалась единственным вариантом, который Россетти мог рассматривать — бывшая любовница и верная подруга, она понимала его как никто другой. Оба знали, что их брак станет лишь благочестивым прикрытием, которое, скорее всего, не осчастливит ни одного из них. Но он сделал предложение, а она согласилась, сознательно обрекая себя на жизнь с полусумасшедшим художником, сердце которого ей не принадлежало. Они обвенчались уже здесь, в маленькой темной церквушке, свидетелями стали Фрэд и Эффи.
«Прости, но я не смогу стать для тебя…» — начал он, когда они остались наедине, отправив немногочисленных гостей спать.
«Я знала, на что шла», — перебила она и грустно улыбнулась.
***
Габриэль нервно мерял шагами студию, ежеминутно поглядывая на часы. Райли убедил его не появляться в таверне раньше назначенного часа.
«Не стоит приходить заранее. Будет лучше, если тебя увидит как можно меньше народу, ну, а вас с Тимоти вместе — вообще никто. Явишься ровно к восьми и сразу пройдёшь в комнату — бережёного Бог бережёт, Габриэль. Встретить ни тебя, ни его я не смогу — буду занят. Но мальчишку, если придёт, проводят к тебе, не переживай». Россетти нехотя согласился.
Стрелки часов ползли мучительно медленно, но, в конце концов, механизм тихонько звякнул, возвещая о семи тридцати пополудни. Итальянец схватил пальто, нахлобучил шляпу и, распахнув дверь, тут же столкнулся с Розалией. Невольно скривившись, он в досаде закатил глаза — объяснения с подругой, разумеется, не входили в его планы.
— О, дорогая… рад тебя видеть, однако прости, мне некогда, — скороговоркой произнёс он и попытался проскочить мимо, но девушка решительно схватила его за руку и с неожиданной силой втолкнула обратно.
— Куда ты собрался?
— Какого дьявола?! — возмущённо сверкнул глазами Данте. — Меня ждут Маньяк и Фрэд!
Уперев руки в бока, Розалия недобро прищурилась.
— Не лги, Данте, — спокойно сказала она. — Я видела Маньяка, он и Фрэд ужинают сегодня у Миллеса, а вот ты — отказался, сказавшись больным, поэтому я и решила тебя проведать. Но, как вижу, ты вполне здоров. Так куда ты собрался?
Габриэль бросил взгляд на часы и нервно выдохнул.
— Я передумал. Мне стало тоскливо и я передумал… Прости, но я опаздываю.
Он попытался обойти подругу, но Розалия не думала сдаваться.
— Никуда ты не пойдёшь, пока не скажешь правду! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не суметь прочесть в твоих глазах желание натворить глупостей!
— Это каких же?!
— Ты собираешься встретиться с Тимоти!
— Чушь! Я пообещал не подходить к его дому, и я сдержу обещание! — рявкнул Габриэль и попытался отодвинуть Розалию от двери. — Уйди с дороги! Чёрт тебя дери! Да что ты себе позволяешь?!
— Я твой друг и имею право! — размахнувшись, девушка влепила ему звонкую пощёчину. — Приди в себя, Данте! Вас предали, и ваши судьбы висят на волоске! Только твой волосок, оборвавшись, всего лишь вернёт тебя на землю, а вот Тимоти — сорвётся в пропасть! Ты этого хочешь?! Хочешь, чтобы он погиб?! Укроти хоть раз свой ужасный эгоизм! Отпусти его!
Прижав ладонь к пылающей щеке, Габриэль зарычал.
— Отпущу! Отпущу, чёрт бы вас всех подрал! — он оттолкнул Розалию и зажмурился, едва сдерживая слёзы. — Господи, отпущу, клянусь… но я должен попрощаться… ведь я люблю его! Пожалуйста, уйди с дороги! — отчаянно взмолился он.
— Нет, — девушка взяла в ладони его лицо. — Это не любовь, Габриэль. Это — страсть, а страсть губительна…
— Я люблю его… — упрямо повторил итальянец, позволяя горьким слезам просочиться сквозь сомкнутые ресницы, и обессиленно привалился к стене. — Будь проклят тот, чья мерзкая рука составила донос…
— Джимми… это сделал Джимми — бывший помощник мистера Тейлора.
— Откуда… — Данте вскинул на девушку ошарашенный взгляд, — Ах, да — связи…
Розалия вздохнула и пожала плечом.
— Мне попался очень болтливый полицейский. Габриэль… — она протянула руку, чтобы провести по спутанным кудрям и замерла, увидав всепоглощающий ужас, вдруг наполнивший раскосые глаза, — Габриэль?
— Мадонна… — художник смертельно побледнел, — я передал через него записку Тимоти… но ведь я не знал… Я не знал!
— Святая Дева Мария… Что в ней было? — девушка встряхнула его за плечи. — Постарайся вспомнить слово в слово, это важно!
Судорожно выдохнув, Габриэль пересказал содержание своего послания и со слабой надеждой посмотрел в серьёзные глаза.
— Думаешь, он своими пропитыми мозгами понял, о чём речь?
— Джимми не так глуп, как кажется… — хмуро ответила Розалия, — Этот мерзавец когда-то служил в полиции писарем, а сейчас он там на побегушках… ох, Габриэль, — она сокрушённо покачала головой и решительно направилась к выходу. — Оставайся дома и никуда не выходи. Я же отправлюсь в «Белый Лебедь». Надеюсь, ещё не поздно и я успею всех предупредить о возможной облаве…
— Тимоти! Надо задержать Тимоти! — вскинулся Данте и, глянув на часы, задохнулся от ужаса — стрелки, весь вечер мучительно ползущие, словно решили посмеяться над ним, незаметно скользнув к восьми. А его любовь всегда отличалась пунктуальностью. — О, боже… Что если он уже в таверне?!
— Мне хочется верить хотя бы в его благоразумие… но пусть даже ты прав, ничего страшного — тебя ведь там нет, — успокоила его девушка, но тут же мысленно содрогнулась: если полиция действительно устроит облаву и если Тимоти уже на месте, в комнате для свиданий, то…
«Его могут принять за „мальчика“, ожидающего клиента. Никто не станет разбираться, Тимоти арестуют вместе с остальными», — похолодев от этой мысли, Розалия всё же постаралась ободряюще улыбнуться.
Она вернулась примерно через полтора часа.
Габриэль все это время не находил себе места, мечась по студии, словно дикий зверь, заточенный в клетке. Почти впав в истерику от неизвестности, готовый поддаться панике, любезно подсовывающей богатому воображению страшные картинки, он несколько раз порывался броситься следом за Розалией, но в последний момент неимоверным усилием заставлял себя отступить от манящей двери, убеждаемый крошечными остатками трезвого рассудка — потерпеть.
Увидав подругу, Россетти ринулся ей навстречу и застыл, с ужасом глядя в бледное, испуганное лицо.
— Облава… — прошептала Розалия, дрожащими руками теребя платок, — там была облава. Нескольких человек арестовали. Тимоти…
Услыхав имя, у Данте подкосились ноги. Рухнув на колени и согнувшись, он вцепился в шевелюру, яростно кусая губы, чтобы подавить отчаянный вопль.
— Габриэль, посмотри на меня… — приказала Розалия. Задыхаясь, он поднял на неё глаза, — Тимоти опоздал, я столкнулась с ним у таверны. Приди он вовремя…