Где-то в пустыне.
Там, где он рос, не осталось места жалости. Не осталось места и любви с надеждой. Трудно живется таким возвышенным чувствам посреди разрухи после недавней бомбежки. Особенно, если она не прекращалась всю твою жизнь. Человеколюбие? Жалость? Сочувствие? Здесь они не приживались. А если точнее, то люди, обладающие такими чувствами, тут не выживали. Сегодня ты пощадишь женщину, а завтра она перережет тебе глотку. Сегодня ты спасешь умирающего ребенка, а завтра он встанет на ноги и убьет тебя из твоего же оружия. Сейчас ты замешкаешь и не выстрелишь в маленькую девочку, в руках которой не весть как оказался автомат, а через секунду ты отправишься к праотцам. Это будет так, если ты пришлый, чужак. А если ты свой… Если ты сегодня не добьешь умирающего друга и его схватят, скорее всего ночью вырежут тебя и твою семью те, кому удалось быть убедительным. Если ты сегодня лишился всего оружия и не убил свою дочь, жену и мать, ты будешь смотреть, как их насилуют у тебя на глазах. Если ты привел в дом местного незнакомца… Он продаст тебя за кусок хлеба и жизни своей семьи. Как и ты продашь его. Окружающая тебя пустыня для тебя дом и проклятье. Каждый день среди твоих друзей кто-то умирает от голода. Когда вы дети, а вас используют взрослые, заставляя убивать за кусок хлеба и глоток чистой воды, кажется, что небеса прокляли тебя. Вот и ему приходилось убивать других, чтобы жить самому. И единственным, кто помогал был Старший. Он тот, кто отстаивал его и других, таких как он сам, право жить, а не выживать. Он тот, кто привез их сюда, когда появилась такая возможность. Привез, чтобы они все стали подопытными крысами, но боги, если им больше не нужно будет думать о том, как им выжить завтра, то он готов не только подопытной крысой стать, он был готов на все.
Это было иронично, что оказавшись в игре, местом своей жизни, они выбрали именно пустыню. Город вызывал страх, лес был незнаком, а оттого и непонятен, а вот мать-пустыня была родной и знакомой. Именно они объединились одними из первых и стали называться сынами Пустыни. Сытая жизнь и отсутствие навыков мирной жизни, сделали их отшельниками, промышляющими убийствами и грабежом. Уже не для выживания, нет. Для удовольствия и от того, что больше ничего они и не умели. Постепенно к ним стал стягиваться всякий сброд, а старший велел ему остаться в городе и примкнуть к сильнейшему. Гуош был одиночкой, его он уважал, а после него был только Аджек. Ему претили его принципы, он бы с большим удовольствием его прирезал. О, как же часто его посещали эти мысли. Каждый раз, когда он видел беззащитную спину этого подонка, ничем не покрытый затылок и даже расслабленную позу этого придурка, он еле сдерживался. Да он мог зубами перегрызть ему хребет! Он вспомнил солоноватый привкус чужой крови на губах, когда единственным шансом выжить, для него стало вырвать зубами свою жизнь вместе с сонной артерией врага, повисшего над ним… Но как бы он ни хотел смерти этого наглого мальчишки, слово старшего – закон. Он спас его и теперь жизнь Лонга, взявшего имя Аспида, была в руках старшего. Он втерся в доверие, в ближайшее окружение, выполнял всю грязную работу Аджека и делал все для пользы старшего, взявшего имя Думхака. Как и тогда, когда этот зажравшийся безмозглый мальчишка с кучей вещей отправился в пустыню без отряда. Он сообщил об этом Думхаку. Но боги, если бы он знал, что там окажется этот кровавый змей, он бы никогда не отправил к ним Старшего. Он не мог простить себя, он не мог спать, есть, жить. Он чувствовал, что подвел старшего, чувствовал, что из-за него, все может сорваться. И он не мог, не смел простить себя.
Именно поэтому он с готовностью принялся за новое поучение. Он знал, что справиться и поставить в замешательство этих глупых людишек может только он. Дети войны – самые искусные лжецы. И именно они лучше всех могут лгать в своих чувствах. Ведь даже ложь становится правдой, если в нее поверить. И именно это им долго втолковывал старший. И именно поэтому до приезда в исследовательский центр они побывали на военной базе. Людей с их проверками эти дети войны без труда могли и сами обвести вокруг пальца, а вот машину обманывать должна машина…
Но как же он ненавидел этого ibn il-Homaar. О, как же ему пришлось постараться, чтобы не убить этого выродка именно там, посреди толпы. Нет, он сделает все как ему приказали. И даже если эти идиоты ученые, которые притащили в свой дом всех, кого не лень, смогут узнать что-то – ему плевать. Его жизнь ничто, он и так уже получил больше, чем мог рассчитывать – он получил полгода сытой и свободной жизни. Это больше, чем весь его народ получил за последние сто лет. И даже умрет он так, чтобы старший повел людей дальше. Он подставит этого идиота Аджека, чтобы господин его жизни смог захватить этот жалкий городишко.