По-прежнему встревоженный Вадик протянул мне таблетки, от которых я сразу же отмахнулся. Ещё не существовало того анальгетика, который был способен мне помочь.
– Я всё знаю, Янис. Знаю, правда. Ты только не кипятись.
– Вот только не нужно этой жалости…
Мама всегда говорила, что мужчина должен быть сильным. Готовым всегда постоять за всех тех, кто тебе дорог и исключать минуты слабости. Никогда не предавать и любить всегда искренне. Но она ничего не сказала о том, как быть тогда, когда любить больше некого? Последнее, что мне запомнилось, так выскользнувшая из её руки бутылка и навечно потухший, виноватый взгляд.
Она говорила о принципах, которым решила не следовать.
Она меня предала.
После нескольких минут своей личной агонии, я снова стал различать силуэты. Вместе с болью поутихла и злость. Мышцы расслабились, как после контрастного душа. Всё закончилось так быстро, словно никогда не начиналось.
Вадим помог мне подняться на ноги и даже предложил закурить, пусть никто из нас не одобрял подобных привычек. Мы все трое вышли на балкон и несколько минут молчали, размышляя о своём. Я всё думал о родителях, которые выбрали залить свои проблемы алкоголем, при этот наплевав на меня. А вот Вадик мысленно негодовал, ведь не мог понять моё стремление угодить Вере. И только мысли Геры всегда оставались загадкой для нас обоих.
– Считаете меня болваном? – с усмешкой спросил я, неспешно выдыхая едкий дым. На это парни коротко кивнули. – Наверное, вы правы… Но, чёрт возьми, я не могу ей отказать. Не могу перестать наблюдать за несносной дочуркой, за которую болит её сердце. Она гадкая. Просто невыносимая. Меня прожигает от желания её приструнить. Но если Вера просит…
Слова застряли в горле. Я снова закурил.
– Ты и впрямь считаешь Герберу гадкой? – неожиданно задался Вадик. Уголки его губ подпрыгнули в хитрой ухмылке, и это мне не понравилось.
Орлов был тем ещё интриганом. Зачастую, все наши неприятности были связанным с ним. Заниматься скупкой б/у телевизоров, продавать свои голоса на избирательных участках и попытаться крышевать рынок – его безумные затеи, которые никогда не приносили пользы. Я знал его с детства, но не мог понять по сей день. Впрочем, это не отменяет того факта, что Орлов всегда был рядом.
– Не просто гадкой, – сквозь зубы продолжил я. – Отвратительной. Избалованной. И ещё масса эпитетов, что не вынесут уши Герасима… К чему ты клонишь, твою мать?
– Я к тому, мой милый друг, что ты можешь не отказывать Вере и при этом не нянькаться с её змеюкой. Достаточно лишь притвориться помощником.
– Это ещё как? – не унимался я.
Вадик развернулся ко мне, облокотившись на балконные поручни.
– Приручи её. Но не так, как свойственно старшему брату. Здесь нужен более жёсткий подход. Заставь её в себя влюбиться. А затем прихлопни.
Я поперхнулся дымом.
– Совсем ошалел? Делать мне больше нечего. К тому же, такие цацы как она не заглядываются на босяков в протёртых трико. И что значит, прихлопни? Я, по-твоему, за бабочкой-капустницей гоняюсь?
Лицо блондина по-прежнему оставалось деловитым, будто его план – самая гениальная штука на всём белом свете.
– Сам посуди, братец, Гербера отравляет жизнь всем. Сама Вера от неё не в восторге. Так чего тебе стоит её проучить? Пусть знает, что весь мир не вокруг неё одной вертится. Уверен, для гадюки это станет поучительным уроком.
Я задумался. Или попросту сделал вид. Отбросив окурок в сторону, я обречённо взглянул на друга, который продолжал улыбаться как полоумный.
– Врач нужен не мне, – уверенно проговорил я. – Это ты, отбитый, нуждаешься в скорой помощи. Завтра же покажем тебя проктологу.
– А почему ему?
– Потому что думаешь ты через задницу.
Гера приглушённо хохотнул, а затем похлопал по плечу внезапно поникшего Вадика. Они вернулись в комнату, а я остался стоять на балконе, вглядываясь в чернильное небо.
Звёзды. Летний ветерок. Тишина.
Ещё недавно ночь была тем временем, когда можно было забыться и набраться сил. Но уже сегодня всё изменилось. И тому виной не новые обстоятельства. Дело было во мне. Я менялся, и не в лучшую сторону. Словно мелкий червячок, забравший в душу, медленно её пожирал. Кровь в венах сменялась ртутью, а разум наполнялся чёрным туманом. Ядовитым, как вся моя жизнь. Порой мне казалось, что я превращаюсь в оборотня. Дикого зверя, которым управляют безразличие и инстинкты.
– Где Блэк? – эхом раздалось в воздухе, и я опустил голову вниз.