«Деточка моя милая, спасибо, что вспомнила обо мне. Прочитала я твое письмо и несколько ночей не спала, так разволновалась. Как я рада, что все вы, дети мои, живы, что все хорошо работаете, что воспитали своих детей и воспитываете уже внуков. Живите, милые мои, долго и счастливо и пусть не повторится все, что пришлось пережить нам. Я уже стара, и многое стерлось в памяти, скажу только, что жизнью своей вы обязаны не только мне, но и моей матери, и еще медсестре Марине, а вот фамилию ее я забыла. До сих пор не знаю, кто и за что тогда оклеветал меня. Знаю только одно — был в Надежной полицай по кличке Щедра, вот он и его холуи все время следили за детдомом и угрожали нам расправой. Но я точно знаю, что был у нас и какой–то покровитель, который не давал издеваться над нами, кто собирал детей под одну крышу, кто помогал нам в критические минуты. Иногда мы явно чувствовали эту поддержку и защиту. Помню, что часто бывал в детдоме станичный староста, интересовался, как мы живем, не брезговал и погладить детей по головке. Не могу о нем сказать ничего плохого, но я тогда никому не доверяла.
Но, пожалуй, самой страшной была для нас последняя ночь перед уходом немцев из станицы. Вечером в детдоме собралось много немецких солдат, они согнали нас всех в одну маленькую комнату и заперли. Сами же заняли все остальные помещения. Я думала, что это конец, что они либо отравят нас газом, либо расстреляют, либо взорвут вместе с нами здание детдома. От страха никто не спал, малыши боялись даже плакать. Какая это была ужасная, бесконечно долгая, мучительная ночь!
Но страх еще более усилился, когда мы услышали и увидели в окно, как фашисты, словно паленые мыши, стали осторожно выползать из здания и куда–то исчезать. Наконец все затихло. Каждую секунду я ждала взрыва. Это было невыносимо. Но вот забрезжил рассвет. В здании стояла зловещая тишина. Я несколько раз стукнула в дверь, но никто не отозвался. Думаю, или немцы почему–то не реагируют на наши действия, или все до одного ушли. А потом решила: «Эх, все равно помирать, была не была». И стала вышибать дверь. Наконец ее удалось открыть. Стоим, смотрим в проем двери, а выходить боимся — вдруг там мина или фашист с автоматом притаился. Но тут слышим на улице какой–то шорох, кто–то громко сказал: «Наши…» Тут уж, забыв о страхе, все мы ринулись к выходу, выскочили на крыльцо, во двор…
О! Эту радость не описать! Мы навзрыд плакали от счастья. Мы поняли, что спасены, что у нас впереди жизнь…»
Станица, в которую возили на расстрел Изиду Вилькович, называется Удобная. Длинной неширокой лентой протянулась она вдоль подножия высокой, пологой, покрытой лесом горы по берегу небольшой, но бурной речки Уруп, впадающей где–то около Армавира в Кубань.
Во время войны здесь разместилось два ленинградских детских дома, № 40 и 58. Может быть, в общих чертах жизнь этих детдомов и мало чем отличалась от всех других, однако, не боясь в чем–то повториться, мне кажется, стоит рассказать о каждом из них в отдельности уже лишь потому, что, хоть они и находились по соседству, по–разному сложилась обстановка внутри самих детдомов. Каждый по–своему пережил смутное время оккупации, а главное — воспитатели в том или ином случае находили свои способы, как уберечь детей от голода и болезней, как, порой рискуя собой, оградить их от звериной жестокости фашистов. Ведь Удобная в истории кубанского предгорья печально знаменита еще и тем, что в ее окрестностях фашисты устроили место массовой казни советских людей. Уничтожению подвергались в первую очередь евреи, коммунисты, советские и колхозные активисты, люди, уличенные в помощи или сочувствии партизанам. Не избежали этой участи и дети.
Впрочем, все по порядку.
В ноябре 1984 года «Литературная газета» опубликовала небольшой материал 3. Ибрагимовой «Ленинградки», в котором автор, используя свидетельства бывших работников Ленинградского детского дома № 58 Анны Михайловны Ольшанниковой, Ларисы Николаевны Адамайтис и Галины Александровны Гальпериной, а также воспитанницы этого детдома Таи Беляковой (Кулаковой), рассказывает о судьбе педагогов и воспитанников во время пребывания их в станице Удобной. С некоторыми сокращениями и отступлениями приведу лишь наиболее интересные выдержки из воспоминаний этих людей.
А. М. Ольшанникова: «29 апреля приехали в Армавир. Там нас направили на санобработку. Мы разделись, вещи наши забрали, собрались войти в баню (баня была рядом со станицей), а тут вдруг налет. Я стала наших маленьких детей укладывать под скамейки, плохо соображая в эту минуту, что делаю. Знала, что надо спасти детей от осколков, а мы — раздетые, да дети–то такие слабенькие, в тяжелом состоянии… Наконец налет прекратился. После санобработки нас в Армавире накормили, а в ночь на 1 мая повезли в станицу Удобную.