Поместили в школе. Здесь солома, тюфяки. Уложили мы детей, легли сами. Проснулась я рано, и очень захотелось почувствовать этот праздник — 1 Мая. Мы стали разбирать вещи, чтобы принарядить детей. Вынесли их, усадили на одеяла на траве, под солнышком».
Л. Н. Адамайтис: «Местное население встретило нас со слезами. Приняли хорошо. Знали, что мы прибыли из голодного Ленинграда, и потому приносили молоко, сметану, яйца, фрукты, овощи и многое другое. Председатель Удобненского райисполкома помогал нам и словом и делом… Детей уложили на чистые постели, им казалось, что они приехали на дачу».
А. М. Олынанникова: «Солнце, река, хорошее питание. Дети стали поправляться, порозовели, загорели…
Но вот опять пошли тревожные слухи — немцы близко, занимают Краснодар, оттуда рукой подать до Армавира, а от Армавира до Удобной…».
Л. Н. Адамайтис: «Весь станичный скот начали угонять, стали уезжать со своим скарбом станичники на волах. Делали наскоро тележки, а мы все ждали, когда нам скажут, куда уехать».
А. М. Олынанникова: «Это было страшнее блокады, страшнее обстрелов и бомбежек — оставаться в плену… Наши стали отступать. Прервалась всякая связь с Ленинградом, не приходили газеты… И вот заведующим детдомами объявили, что эвакуировать нас нет никакой возможности… Мы с Екатериной Александровной Ивановской (директор детдома) подумали, что, может быть, штаб на своих машинах вывезет хоть часть детей.. Пошли в штаб. Принял нас пожилой усталый военный. Он сказал: «Бойцы пойдут через перевал. Там машины не пройдут. Кроме того, мы не знаем, где, в каком месте нас ждет бой — до перевала или за перевалом. Как же мы можем взять детей? Как можем взять на себя такую ответственность?». Выхода но было. Он старался ободрить нас, говорил — надеется, что нам удастся сохранить жизнь детей и собственную жизнь. Он распрощался с нами, а мы всю дорогу, пока шли обратно, горько рыдали…
Представители местной власти оставались до последней минуты, потом ушли в партизаны. А оставшиеся помогали детдому чем было возможно. Председатель сельсовета сказал, чтобы мы забрали детей и уехали на хутор, ведь немцы могут бомбить станицу…»
Л. И. Адамайтис: «Нам дали три пары волов и посоветовали перебраться на них на один из хуторов (видимо, Эрсакон. — С. Ф.) в восемнадцати километрах от станицы. Когда приехали туда, нам дали большой сарай, где раньше были телята. И мы начали мыть, скрести помещение. Общими усилиями настелили сена и уложили детей».
Г. А. Гальперина: «Немцы пришли в станицу без боев, так как там никого не было, кроме стариков и детей».
А. М. Ольшанникова: «Через две недели немцы издали приказ: всем, кто покинул Удобную, в 24 часа вернуться туда. Мы вернулись. Прибрали помещение, накрыли стол белыми простынями, поставили цветы. Решили, пусть фашисты не думают, что мы нищие.
Немцы пришли, ногами открыли двери, молча все осмотрели… Было очень страшно… Так молча и ушли.
Вскоре начальник гарнизона велел собраться всем жителям станицы и объявил, что колхозы будут аннулированы, а вместо них будет община, и объяснил, что это лучше колхоза. Что же касается детдома, то он сказал, что это эвакуированные дети комиссаров и коммунистов, а таких детей немцы не могут хорошо кормить. Главное для нас стало теперь — не дать детям умереть…»
Л. Н. Адамайтис: «Сейчас уж не помню точно, какую норму они установили детям. Помню только, что 50 граммов подсолнечного масла на неделю. Помню, что суп варили из конского щавеля, травы, моркови. Из муки суп назывался «затирка». Варили мелкую картошку в мундире».
А. М. Ольшанникова: «Дети снова стали быстро слабеть. Они же ещё не окрепли по–настоящему после блокады. Что делать? Наша доктор Евдокия Семеновна Павштикс отправилась в комендатуру просить, чтобы разрешили подбирать отбросы с бойни, и старшие дети ходили подбирать».
Г. А. Гальперина: «Бойня была через дорогу от нашего детдома. Евдокия Семеновна Павштикс караулила, когда привезут скот, вела туда ребят постарше с небольшими ведерками за свежей кровью. Потом ставила на плиту сковороды и эту кровь сразу выливала на них, она свертывалась, и получалось что–то вроде печенки. Детей сажали за стол и делили эту кровь на всех. В первую очередь кормили слабеньких детей».