Он сказал: «Xií hoíhio xi bigí káobíi», — я подумал, что это будет значить «две палки падают на землю». Но позднее я выяснил, что эта фраза переводится «немного больше (hoíhio) палок падает на землю».
После этого я подобрал лист дерева и повторил эту процедуру. Потом узнал, как будут на этом языке другие глаголы: прыгать, сидеть, бить и так далее. Ко’ои с удовольствием учил меня, и с каждым словом ему все больше нравилось быть учителем.
Перед поездкой я слушал записи, которые мне дал Стив Шелдон, и просматривал его короткий словарик. Поэтому язык пираха был мне уже немного знаком, хотя Шелдон и не был уверен в качестве словаря и не советовал мне брать эти наработки за образец и хотя слушать живой язык — это совсем не то же, что читать на нем.
Чтобы проверить, слышу ли я разные тоны, я попросил его произнести пару слов, о которых я знал, что они различаются только тоном. Я спросил, как на пираха будет «нож». «Kaháíxíoi (кахаи’иои)», — ответил он. А как будет «древко стрелы», спросил я, указывая на стрелу, лежавшую рядом с хижиной. «Kahaixíoi (кахаи’иои)», — был ответ.
Занятия полевой лингвистикой в ЛИЛ перед отлетом в экспедицию приносили свои плоды, а у меня обнаружились неплохие способности к языкам. Через час беседы с Ко’ои и остальными (а заинтригованные индейцы так и обступили нас) я мог подтвердить выводы Шелдона и его предшественника Арло Хайнрикса, что в языке пираха всего примерно одиннадцать фонем, что стандартный порядок слов в языке — SOV (подлежащее, затем дополнение, затем сказуемое), самый распространенный вариант среди всех языков мира, — и что глагол устроен очень сложно (теперь я знаю, что у любого глагола в пираха может быть не меньше 65 000 форм). Я все больше успокаивался. У меня получалось!
Я хотел изучить не только язык, но и культуру этого народа. Для начала я исследовал расположение домов в селении. На первый взгляд, в расстановке домов не было никакого смысла: хижины были разбросаны группками по всей длине тропинки от посадочной полосы и до дома, в котором раньше жил Шелдон и который теперь предназначался мне. Со временем, однако, я понял, что хижины стояли только со стороны реки, и из всех было видно участок реки от излучины до излучины. Хижины находились близко к берегу — шагах в двадцати, не больше, — и их ряд вытянулся вдоль русла. К стенам вплотную подступали джунгли и густой подлесок. Всего хижин было с десяток; родные братья селились рядом (в других селениях, как я позже узнал, рядом жили сестры, а в некоторых — родственники ставили дома как придется, без всякого правила).
Разгрузив наши вещи, мы с Доном стали расчищать место в тесной кладовке под съестные припасы: масло для готовки, бульонные кубики, тушенка с кукурузой, растворимый кофе, соленое печенье, батон хлеба, рис и фасоль. Дуэйн с отцом пофотографировались, осмотрели селение и собрались назад; мы прошлись с ними до самолета и помахали им вслед. Когда самолет оторвался от земли, индейцы радостно закричали: «Gahióo xibipíío xisitoáopí!» ‘Самолет только что вверх-удалился’.
Было часа два. В этот момент я впервые испытал то радостное чувство приключения, которое само собой охватывает любого на реке Маиси у пираха. Дон ушел к реке опробовать на воде привезенную Стивом алюминиевую рыбацкую лодку из универмага «Сирс» — широкую, остойчивую, бравшую на борт тонну груза. Я уселся перед домом Шелдона, окруженный мужчинами пираха. Дом этот был такой же, как их хижины, но побольше. Он был построен на сваях, а стены доходили только до пояса — никакого уединения, никаких дверей; полноценные стены были только в детской спальне и кладовке. Я снова достал блокнот и карандаш, чтобы продолжить урок языка.
Мужчины были закаленные, поджарые, жилистые — ни грамма жира. Все широко улыбались, будто пытаясь перещеголять друг друга в радушии. Я несколько раз повторил, что меня зовут Дэниел. Тогда один из собравшихся, Каабооги (Kaaboogí), пошептался с остальными, затем встал и сказал мне на ломаном португальском: «Pirahã chamar você Xoogiái» ‘Пираха [будут] звать тебя Оогиаи’. Так я получил имя на языке пираха.
Я уже знал, что пираха дадут мне имя, потому что Дон рассказывал: они называют всех пришельцев по-своему, чтобы не утруждать себя произношением иностранных имен. Позже я узнал, что они выбирают имя по сходству с кем-то из своих. В тот день в селении был юноша по имени Оогиаи, и действительно, он был на меня похож. Следующие десять лет меня так и звали Оогиаи, пока однажды тот же самый Каабооги, которого теперь звали Ахоапати (Xahóápati), сказал мне, что мое имя состарилось и отныне меня будут звать Аибигаи (Xaíbigaí). Прошло еще шесть лет, и мне изменили имя на теперешнее, Пао’аиси (Paóxaisi), — в честь одного древнего старика. Как мне рассказывали, все пираха время от времени меняют себе имя, чаще всего когда индеец встречает в джунглях духа и меняется именами с ним.