– Мы всё продумаем. Соглашайся!
– Похороны денег стоят, – использовал я последний, самый значимый аргумент. – А у меня лишних нет.
– А от тебя они и не требуются! – с восторгом воскликнул Ниязи. – Мы не только не окажемся в минусе, но и немножко заработаем!
– Что ты задумал?! – не хватало ещё вляпаться в какие-то денежные махинации.
– Я всё устрою! Верь мне!
Глядя на эту образину, можно было испытать, наверное, любые чувства, даже любовь, но только не доверие. Что он задумал? Я уже и не знал, зачем позволил ему затеять такую сложную игру. Может быть, откатить систему назад? Внутренний голос, однако, воспротивился. «Ты всегда был пай-мальчиком и плыл по течению. Настало время решительных действий!» – бодро и до противного звонко скомандовал он.
– Хорошо. Обещай мне, что это не будет опасно и противозаконно.
– Ой, какие мы правильные, – насмешливо протянул Ниязи. – Всё будет чинно, как на обеде у королевы. Клянусь мамой!
– У тебя есть мама? – ляпнул я.
Ниязи насупился:
– А что я, по-твоему, рождён из пены морской?
– Извини. Не знаю, почему я так сказал.
– Прощаю. Ну, я пошёл, – видимо, он всё-таки обиделся, если так резко решил откланяться. Я взял себе ещё один кофе, но удовольствия от него уже не получил.
Следующий день был приятным, пасмурным (боги смилостивились над Баку и нагнали с севера низких, тёмно-серых туч). Ниязи позвонил мне и радостно затарахтел:
– Я присмотрел тебе участок для могилы. Одна моя знакомая семья, древний род, можно сказать… У них семейный участок на Ясамальском кладбище, почти у дороги, фанатам будет легко найти, и не очень дорого. Участок большой, одна половина заполнена только, а вторую они продают. Они, понимаешь, эмигрируют всей семьёй в Канаду, глава семьи, конечно, сначала взбунтовался, говорит, хочу после смерти лежать в родной земле, а жена его – шикарная женщина, и такая доминантная! – ответила: даже и не мечтай, что я с твоим трупом буду через океан лететь, чтобы зарыть дорогое моему сердцу тело рядом с могилой этой змеи – твоей матери, глаза бы мои никогда её не видели… А деньги им понадобятся любые, вот они и продают свободный кусок участка. Его и найти легко, от дороги на пригорочке, там склеп рядом такой заметный, и дерево странной формы, ха-ха, ты не поверишь, в форме…
– Сколько он стоит? – прервал я его уже заранее замогильным голосом.
– Да какая разница? – ответил Ниязи. – Я сам его куплю, на свои деньги. Всё равно когда-нибудь понадобится. Давай пойдём посмотрим участок. Просто прелесть, что за участок! Весь в траве и деревья сверху висят! Пикники, пикники там можно устраивать!
Мне сразу же представилась дюжина моих поклонников, увешанных амулетами с пентаграммами и черепами, притащивших на мою могилу петуха и окропляющих её его кровью. Какой пиар!..
– Ну и покупай себе на здоровье, мне там что делать?
– Тебе же там лежать!
– Не мне, а Виталику.
– Меня удивляет твоё равнодушие!
– А меня удивляет твой энтузиазм. Что смотреть-то? – уныло спросил я. – Ну, клочок земли, и кругом могилы.
– Не-е-ет, я покажу тебе товар лицом, – настаивал мой неугомонный друг. Видимо, ему очень нравился процесс купли-продажи земельных владений, пусть даже и на кладбище. Мне же хотелось как можно больше от этого дистанцироваться: сегодня я присматриваю участок, а завтра начну ходить в ЖЭК?! Так и старость настигнуть может.
– Ты сегодня занят? – наседал на меня Ниязи с мягкой энергией движущейся тектонической плиты, которой я не мог противостоять.
– Я хотел писать песню…
– Успеешь ещё! У тебя впереди вся жизнь после смерти!
Стало ясно, что он меня в покое не оставит. Кроме того, на Ясамальском кладбище я никогда в жизни до этого не бывал. Меня вообще после того случая, когда я, будучи весьма смышлёным, но уже довольно своеобразным ребёнком, нарвал пёстрый букет на буйно цветущем весеннем кладбище, куда мы поехали навестить могилу моего деда, и преподнёс его маме, больше ни к каким усопшим родственникам не возили. Но как я мог удержаться?! Цветов было так много, они устилали землю плотным покрывалом, особенно много их росло на заброшенных могилах. Цветы колыхались на лёгком ветру, приглашающе покачивая своими яркими головками, так и просились в руки. К тому же я со свойственной мне уже тогда мудростью срывал лишь те, которые росли по краям тропинок.
Откуда вообще взялось зловещее правило, не позволяющее приносить домой что-либо с кладбища? Откуда этот бессмысленный трепет перед местом, где человек стыдливо закапывает последние, самые неопровержимые улики своей бессмысленной и трудной жизни? Для меня оно – нечто вроде санатория, куда измученные вечной необходимостью, напрягаясь, дышать, моргать, есть и испражняться, предаваться метаболизму и прочим тягостным обязанностям жизни тела отправляются на вечный отдых. Как старые квартиры, оставшиеся пустовать в стране, из которой человек уезжает навсегда навстречу лучшей жизни и приключениям – так и тела остаются пустыми домами покинувших их душ до тех пор, пока в них не заселятся новые жильцы. Цветы, например. Если смотреть на процесс именно так, то что может быть более спокойным и умиротворяющим, чем кладбище? Да и если подумать, смерть – не привилегия человека, и весь мир – одно огромное кладбище для триллионов живых существ, что жили и умерли в нём.